Трижды преданный (Казанцев) - страница 108

– Олег… Что с тобой? – Наташка подошла к нему, коснулась пальцами его щеки.

Он отшатнулся, оттолкнул ее руку:

– Осипов тебе привет просил передать.

Наташка так и застыла с поднятой рукой, уставилась на Олега с глупым видом:

– Кто? Я не знаю….

– Не прикидывайся! Осипов – это сын ИО председателя правления вашего банка. Какую должность она тебе обещала?

Наташка зачем-то пригладила волосы, потом сжала кулаки, прижала их к груди, подошла к Олегу:

– Олег, о чем ты? Какой Осипов, какой председатель?..

А сама кое-как успела погасить паскудную скользкую улыбочку, сделала вид, что вот-вот заплачет, ну, в точности, как обиженный ребенок, и Олег не выдержал. Врет, сучка, врет, как дышит, и отпирается до последнего, хоть и понимает, что попалась. Какая же дрянь, Господи, ну, почему он раньше этого не замечал?

– Не прикидывайся. – Он подошел к ней вплотную, и Наташка попятилась назад. – Не ври мне, гадина! Ты встречалась с ним прошлым летом и предлагала начать все с начала. Не было, скажешь?

Последние слова он, не сдержавшись, чуть не выкрикнул. Наташка отшатнулась, ухватилась за перила и вдруг разрыдалась громко и некрасиво, лицо ее перекосилось, она словно постарела сразу лет на пять.

– Олег, прости меня, я думала, ты уже не вернешься… Ты не писал мне, не звонил…

– Еще скажи, что ждала меня, дрянь. Ребенок-то хоть мой был или от Осипова?

– Да, да, – встрепенулась Наташка, – твой, не сомневайся, я точно знаю…

И осеклась, поняла, что не просто глупость сморозила, а приговор себе подписала. Спустилась на одну ступеньку вниз и выставила руку перед собой, точно защищаясь. В подъезде стало совсем темно – не иначе, фонарь на улице отключился, Олег почти ничего не видел перед собой, только смутные очертания ее фигуры, и все, а лицо как туманом заволокло.

– Ну, ты и сука, – глухо сказал он. – Отец тебя насквозь видел, а я, дурак, не разглядел. Еще раз тут увижу…

И сам не понял, что произошло: то ли он толкнул Наташку, то ли та сама, испугавшись, полетела с лестницы. Грохот раздался неимоверный, за ним крик, потом в глаза ударил свет.

– Тихо, тихо, – услышал он голос Морока, – ты что, хватит!

Приятель втолкнул Олега в коридор, а сам выскочил на площадку. Захлопали двери, послышались голоса – говорил в основном Морок, предлагал соседям вернуться по своим норам и не высовываться. Потом все стихло, доносился только плач, но вскоре и он стих. Морок вернулся и стал быстро одеваться.

– Пойду, провожу ее, – бормотал он, застегивая куртку, – она сама идти не может, ногу подвернула.

Шевельнулось внутри что-то вроде жалости и стыда, но оба чувства моментально испарились. Грохнула дверь, голоса в подъезде затихли, Олег снова лег на диван и с минуту глядел в потолок. Злость не отпускала, в голове точно осиный рой гудел, генерировал зачем-то мысли и слова, которые Наташка явно заслужила, да поздно было. И отвращение к самому себе не давало покоя, и вина перед отцом, и много еще чего, забытого, казалось, всколыхнулось разом, напомнило о себе, взяло за горло. Оставаться с этим наедине стало невозможно, Олег быстро оделся, закрыл квартиру и побежал по лестнице вниз.