Теперь он мечтал об одном – демобилизоваться и поступить в художественное училище. К сожалению, это ему не светило. Он считался одним из лучших офицеров бригады, и шансов на демобилизацию у него не было – его имя стояло в списках направляемых на учебу в военно-инженерную академию, о чем ему уже намекнул командир батальона, полковник Сухарев, намекнул не без ехидства, зная о его желании выйти в отставку и заделаться профессиональным художником, что, по мнению полковника, чистейшее мальчишество и глупость.
Сережа снова взглянул на Машку – неплохо было бы зарисовать эту экзотическую сценку. Но та уже закончила дойку и, приподняв тяжелую фарфоровую вазу, обливаясь, пила из нее теплое парное молоко.
Капитан усмехнулся и направился во владения старшины Белякова. Бывшая гостиная особняка, превращенная в каптерку, была забита ящиками и мешками, круглый полированный стол завален консервными банками, пачками сигарет, коробками с печеньем и шоколадом, бутылками вина и буханками хлеба, а в углу громоздилась куча солдатского обмундирования.
Старшина сидел на диване с Травниковым, разглядывая плоский деревянный ящик, качал головой и восхищенно цокал языком.
– Взгляните, товарищ капитан, какая великолепная работа! – обратился он к Сереже.
Сережа полюбовался инкрустацией на крышке и, приподняв ее, увидел именно то, что могло бы стать тем сувениром, о котором он подумывал. Бережно вынув из ящичка ствол винтовки, он стал разглядывать выгравированный на нем рисунок.
– Потрясающе! – проговорил он. – Откуда это?
Травников рассказал о своем посещении ратуши и как этот подарок оружейников Зуля оберштурмбаннфюреру Кноху оказался у него.
В каптерку вошел Степан Каблуков, ординарец комбата. Описывать его нет необходимости, в нашей истории он играет роль, так сказать, промежуточную. Достаточно заметить, что в соответствии со своей должностью, как бы представляющей персону самого комбата, держался он не то чтобы заносчиво, но с подобающим его положению достоинством, сохраняя определенную дистанцию в общении с подчиненными своего “хозяина”, как он его почтительно называл.
Оглядев помещение, в частности все, что громоздилось на столе, отобрав пару бутылок бренди и коробку шоколадных конфет, он заглянул через плечо капитана на уже описанный нами оберштурмбаннфюреровский подарок.
– Игрушка! – буркнул он презрительно.
– А как сработано! – сказал старшина.
– Подумаешь… У нас в Туле и похлеще делают, – пожал плечами Каблуков. – Я тут кое-что взял для полковника. Запиши.
– Да ладно, бери! – бросил старшина, и Каблуков степенно удалился.