В мае 1630 года приехал в Москву в третий раз Фома Кантакузин с объявлением, что султан уже послал рать свою на днепровских козаков, и с просьбою, чтоб царь с своей стороны наступал на польского короля, султан просил также, чтоб царь отправил и в Персию свое войско, которое должно там соединиться с турецким; наконец просил унять донских козаков. Филарет Никитич отвечал послу, что царская рать на Польшу будет готова, ибо государь, сын его, до перемирных лет польскому королю терпеть не будет. Посол объявил, что султанов сердарь с войском стоит на Узе совсем наготове и ждет московского гонца с грамотами: как только гонец приедет с указом, так сердарь и пойдет на польского короля весною по траве. Филарет Никитич заметил тут об одном неприятном обстоятельстве: шведский король Густав-Адольф заключил с польским королем перемирие, но зато, прибавил патриарх, теперь у поляков с черкасами бои великие за веру: поляки черкас хотят привести в папежскую веру, а черкасы не хотят отстать от своей христианской веры, и за то между ними великие бои. Шведский Густав-Адольф король завел войну с цесарем, и с шведским королем вместе стоят на цесаря короли английский, датский и французский, да Голландские штаты, а цесарю помогать хочет польский король: так от этого перемирье между Швециею и Польшею непременно разорвется. Кантакузин отвечал, что неправды поляков во всех государствах ведомы и многие поляки прямят султану Мураду, а из Киева Русь и кальвины присылают к султану с тем: как придут в Литву турецкие ратные люди, то они, Русь и кальвины, будут с ними вместе на поляков готовы. Потом Филарет Никитич расспрашивал посла о донских козаках; Кантакузин отвечал: в прошлом, 1626 году донские козаки с запорожскими черкасами разгромили монастырь Иоанна Предтечи, на море, от Царя-города верст с 200, и много казны взяли; султан послал на них воевод, которые отняли у козаков семь стругов и привели в Константинополь; султан велел расспросить пленных, по чьему приказу ходили они войною на то место, и козаки сказали, что они ходят воевать сами по себе, а царского повеленья на то нет; султан велел всех их казнить. Посол прибавил, что наши сердятся на московского государя за донских козаков, но Капитан-паша ему радеет и даже предлагает давать донским козакам жалованье с обеих сторон, и с московской и с турецкой, чтоб войны от них и ссоры между государями не было, или даже перевести их на Мраморное море.
Вместе с Кантакузиным в июле того же года отправлен был в Константинополь посол Андрей Совин и дьяк Алфимов. Совин повез донским козакам грамоту, в которой им приказывалось идти на польского короля в сход к турецким пашам, стоящим на Узе. Козаки, прочтя грамоту, отвечали послу: «Исстари при прежних государях не бывало, чтоб нас, козаков, на службу в чужие земли одних без государевых воевод посылали; кроме московского государя, чужим государям мы, атаманы и козаки, никогда не служивали; а турским людям никто так не грубей, как мы, донские козаки, и у нас с турскими людьми какому быть соединенью? Мы им сами грубнее литовских людей. Если государи укажут нам идти на польского короля без турецких пашей с своими государевыми воеводами, то мы на государскую службу идти все готовы; на море ходят черкасы запорожские, а мы, донские козаки, на море не ходим, пишут, на нас затевая, азовцы по недружбе, а хотя бы мы и ходили на море, то нам прокормиться другим нечем, государского жалованья нам не присылывано давно и теперь не прислано». В провожатых у послов был воевода Иван Карамышев; из Москвы и из Валуек на Дон пришли вести, что этот Карамышев сам напросился на Дон козаков побивать и вешать; по этим вестям козаки бросились с пищалями и рогатинами к воеводе, прибили его до крови, выволокли из струга и повели к себе в круг. Послы вступились в дело, говорили козакам, чтоб они не убивали воеводу, не верили затейным речам, а писали бы об этом в Москву к государям. Козаки отвечали бранью и угрозами. «Нам дело не до вас, – кричали они послам, – ступайте к себе в стан, пока и над вами того же не сделаем». Карамышева втащили в круг, били саблями, кололи рогатинами, поволокли за ноги к Дону и бросили живого в реку, но послов отпустили спокойно в Азов.