По-прежнему не было почти ни одного назначения на службу, при котором бы назначенные люди не били челом друг на друга; в 1624 году в Тулу были назначены воеводами князья Иван Голицын и Никифор Мещерский, и Голицын дал знать государю, что дворяне приходили к нему в съезжую избу с великим шумом, сотенные и подъездные списки перед ним пометали и сказали, что им в головах от него быть нельзя для товарища его князя Никифора Мещерского. В 1633 году послал государь в Стародуб к воеводе Бутурлину в товарищи воеводу Алябьева, да с ним велено быть дворянам московским, жильцам и дворовым людям; но дворяне и жильцы били челом государю на Алябьева, что у него в полку быть нельзя, потому что и последний дворянин и жилец ему, Алябьеву, в версту; тогда государь указал дворянам и жильцам быть с одним Бутурлиным, а с Алябьевым указал быть дворовым людям: подымочникам, сытникам, конюхам, кречетникам, сокольникам, охотникам и детям боярским царицына чина. Иногда дворянин бил челом, что ему нельзя быть в товарищах у такого-то по местническим счетам, а на деле выходило, что под этим предлогом он только хотел отбыть от службы: так, в 1614 году Кикин бил челом на Михалкова, а потом признался, что ему до Михалковых в отечестве дела нет, да и не сошлось, а бил он челом для того, что он человек бедный, подняться ему было в назначенную посылку нечем, и он думал, что его от этой посылки отставят. В 1618 году стольник Богдан Нагово растравил себе руку, чтоб не быть в рындах вместе с князем Прозоровским. Ревность к поддержанию родовой чести выводила иногда наружу удивительные дела: в 1621 году приехал в Москву с воеводства из Бежецкого Верха Максим Языков и подал в разряд послужные списки, как приходили к Бежецкому Верху черкасы, и в послужных списках написаны от него головы с сотнями: князь Андрей Мордкин, Давид Милюков, Алексей Ушаков: но Мордкин и Милюков подали челобитья, что все это Языков выдумал, они в головах у него не бывали, не сошлось им быть у такого в головах, да и службу свою Языков ложно писал к государю: литовских людей он никогда не побивал и приступу к городу не бывало. По государеву указу обыскивали всем городом и нашли действительно, что Языков литовских людей никогда не побивал, приступу к городу не бывало и в головах у него князь Мордкин, Милюков и Ушаков не бывали; государь велел Языкова за воровство бить батогами нещадно да жалованья денежного убавить 25 рублей и поместного оклада полтораста четвертей, а за бесчестье Мордкина, Милюкова и Ушакова посадить в тюрьму на три дня. Явилась попытка подчинить родовым счетам не только назначение на места, но и повышение в чины: князь Федор Лыков бил челом на брата своего, боярина князя Бориса Михайловича Лыкова, «что меньшой мой брат, князь Борис, в боярах, а мне позорно быть в окольничих». Но государь челобитья его не послушал, велел ему быть в окольничих. Назначение женщин к разным торжествам придворным, на обеды к царице подавало повод также к местническим спорам, и женщинам приказывалось иногда быть без мест.