Не поверила:
– С тобой не разгуляешься.
Ушла – не вернулась.
А жаль.
Объявилась молодая, лет под тридцать: стылая, снулая, замороженно заторможенная.
Уходил под крышу, улавливал слабые ее шевеления со вздохами, не мог дождаться, пока наконец уйдет.
Думаю, и она не могла дождаться, исчезла без предупреждения.
Пришла женщина в годах, с неохватной грудью. Натужно поднялась по лестнице: "Охо-хонюшки…" на каждой ступеньке, и я засомневался в ее возможностях. Внимательно оглядела меня, оценила комнаты с балконами: почему бы и нет? – с умыслом сказала про мужа:
– Он для меня чужой. Нет, не чужой, всё-таки поближе. Он для меня что сосед…
В перерыве просветила недоумка:
– Сегодня, знаешь, какой день? Акулина – задери хвосты.
Изумился:
– Какая Акулина? Какие хвосты?..
– В деревне так говорили. Комаров пропасть, коровы хвостами отмахивались, молоко сбавляли.
Заглянула в мои кастрюли при втором посещении:
– Кто ж это ест?
Грохнула крышкой. Подумала, как призналась в намерениях, – я их уловил: "Пожелал бы, принял на прожитие – обихожу, накашеварю, чистоту наведу редкостную..."
Не пожелал.
Не принял.
"…да опустятся на нее другие…"
Побывала еще одна, которую не унять, – таков норов.
Дверь на балкон: раз с размаха, два с размаха – и заклинило в пазах, и не открыть, не выйти наружу, чтобы полить цветы.
– Это же лучше, – утешала, – когда не открывается. Хуже, если бы не закрывалось.
И снова – хрясь!..
Поскреблась в дверь хрупкая, легковесная, затерявшаяся в сомнениях и одеждах, глаза синие, в каёмке печали.
Обошла квартиру, углядела кой-какой порядок, вздохнула огорченно:
– А у нас-то… Незавершенность – семейное свойство.
Так и работала. Где подметет, там намусорит. Где подотрет, там наследит. Вставала посреди комнаты с тряпкой в руке, говорила озадаченно:
– Что такое? Почему я здесь? Окаменеть можно…
Поднялась под крышу, где отсиживался работодатель, оглядела книги по стенам, стопками на полу, сказала в горестном потрясении, без надежды на сочувствие:
– Профукала жизнь. Фук! – и унесло…
Больше ее не видел.
Ушла в незавершенность с неустроенностью, уронив на пороге кисейный шарфик, растеряв на лестнице свои перчатки.
Бывали и другие, бывали разные, на пару посещений, – чем же не угодил? Поддакивал, выслушивая, платил, не торгуясь, сочувствовал каждой, учтив и сострадателен – окаменеть можно, а они…
Говорю сам себе в чистосердечном признании: не всё было так, как описано, нет, не всё, но сочинителю важны ощущения, которые, безусловно, правдивы (или правдоподобны).
В душе я, может, романтик…
…тоскующий романтик в череде домыслов.