– Ну, – Сомов пожал плечами, – как есть. Думай, что хочешь, но к смерти твоего брата я не причастен.
– Ты его не убивал, – уточнил Креольский, – и то не факт, запись, знаешь ли, и подделать можно. Откуда мне знать, что это именно тот концерт. Может ты накануне его записал.
– Какой накануне? – было расслабившийся Сомов, снова засуетился. – Это выступление в поддержку нового альбома. Единственное в нашем городе. В конце концов, все это нетрудно проверить!
– Вот в полиции и проверят. Заодно свидетелей вызовут, экспертизу записи проведут. Осуществят, как говорится, все прочие, необходимые в таких случаях следственные мероприятия.
И тут Сомов словно озверел. Схватив Креольского, который уже расслабился и нападения не ждал, за грудки, риэлтор закричал, брызгая во все стороны слюной:
– Нельзя мне в полицию, как ты не понимаешь! Я жить хочу! Сёмавас шутить не будет!
– Ладно, ладно, – Олег миролюбиво поднял вверх руки. Давай так: сейчас ты нас отвезешь к своему другу, я пока в сети пошарю, даты концертов сверю, а там посмотрим. Ок?
Сомов кивнул понуро, демонстрируя вынужденное согласие.
Есть люди, в которых живет Бог.
Есть люди, в которых живет дьявол.
А есть люди, в которых живут только глисты…
Ф. Раневская
К счастью или несчастью, но алиби Сомова подтвердилось. Остаток дня мы провели, колеся по городу. Вернее, колесила я, а Креольский то разговаривал со свидетелями, то, погрузившись в дебри интернета, разыскивал хоть что-то, что могло опровергнуть неопровержимые улики, предоставленные нам маклером. В итоге, того пришлось отпустить – найти хоть малейший изъян в его алиби, так и не удалось.
– Понимаешь, это-то и настораживает, – объяснял мне Креольский вечером, когда мы пили чай, завершая им легкий ужин, наскоро приготовленный Олегом. Ольга, к моему вящему удовольствию отсутствовала, хотя демонстративно (во всяком случае, мне так казалось) разбросанные по всему дому вещи свидетельствовали о том, что обосновалась она здесь всерьез и надолго. И хотя законных оснований находиться тут у нее куда больше, чем у меня, доводам рассудка мое сердце подчиняться отказывалось. Я злилась и едва ли не впервые в своей жизни ненавидела человека. Даже покойный Креольский не удостоился этой чести, а вот его экс почти что супруга сумела возбудить в моей душе самые негативные эмоции. Даже сейчас волна дикой злобы поднималась в моем сердце при каждом взгляде на брошенные в холле черные туфли на умопомрачительном каблуке.
Представляя себе возможные способы расплаты с неожиданно объявившейся соперницей, я, разумеется, в итоге потеряла нить разговора. Хотя беседой в привычном смысле слова это вряд ли являлось – вещал в основном Креольский, мне же отвели роль китайского болванчика.