– Да, все нормально.
– Понятно, – ответила Грэм. Она сделала жест рукой. – Можно войти?
– Конечно. – Анна осталась стоять, она была слишком взволнована, чтобы присесть.
Грэм чувствовала эмоциональный фон Анны, и переживала, что являлась тому причиной. Весь остаток вечера эта мысль не давала ей покоя, и, несмотря на протесты Кристины, Грэм вскоре покинула гостей, только чтобы провести бессонную ночь в музыкальной комнате. Вчера она перешла все границы, и ей не было оправдания. На какое-то мгновение она забыла обо всем – о потере зрения, потере Кристины, даже о музыке – все ее ощущения сосредоточились на женщине рядом с ней, вдыхавшей в нее жизнь своим желанием. Она поддалась физическим потребностям своего тела, и бог знает, чем бы это все закончилось, если бы не вмешательство Кристины. Она была готова заняться любовью с Анной прямо там, на балконе. Ночь не стерла следов возбуждения, и даже сейчас, находясь рядом с ней Грэм было трудно сохранять дистанцию. Она надеялась, что Анна не заметит ее замешательства, хотя теперь не была в этом уверена.
– В чем дело, Анна? – серьезно спросила она.
Пока Анна не потеряла своей решимости, она поспешила выпалить:
– Грэм, я как раз хотела поговорить с вами. Я решила вернуться в город.
Грэм вздрогнула, будто ее ударило током, ее лицо побледнело.
– Но почему? – еле слышно прошептала она.
Эти слова ранили Грэм в самое сердце, ей стало трудно дышать.
– Это из-за моего вчерашнего поведения? Анна?! Мне нет оправдания…, простите. Я… что я могу сказать? Этого больше не повторится, даю слово! Пожалуйста, поверьте мне!
Анна горько рассмеялась.
– Дело не во вчерашнем вечере, и даже если бы это было так, это я должна извиняться.
– Тогда почему, ради бога? – воскликнула Грэм, ее голос охрип от напряжения.
Анна отвела взгляд, не в силах смотреть на ее страдания. Она знала, что стоит ей увидеть боль Грэм, как вся ее решимость моментально улетучится.
– Мне нужно быть ближе к университету, и я…
Она молода и жаждет настоящей жизни, какая же ты, дура, Грэм! Она прервала Анну, не в силах вынести всю горечь правды.
– Не нужно ничего объяснять, – резко сказала она. – Вы правы, разве это можно назвать жизнью? Жить в изоляции, вдали от цивилизации в богом забытом месте. Я понимаю, конечно, вам лучше уехать.
Нет, вы не понимаете! Хотелось прокричать Анне. Но как я могу признаться, что мне просто невыносимо видеть вас с Кристиной? Как я могу сказать, что люблю вас, зная, что это только отдалит вас от меня? Грэм выглядела такой ранимой, что Анне захотелось взять свои слова обратно. Она хотела вернуть улыбку на лицо Грэм, хотела разгладить напряженные линии между бровями. Она хотела очутиться в ее объятиях. О боже! Неужели нет другого выхода? Неужели ей обязательно нужно уезжать?