Когда он подбежал вплотную, я выщелкнул пустой магазин, бросил его в морду нелюдю, сам кувыркнулся вперёд. Каменный топор впустую просвистел где-то над моей спиной, я же вогнал штык-нож в лодыжку неандертальцу, выстрелил оставшийся патрон в стволе.
Рёв нелюдя меня даже слегка оглушил – это тебе не против своего вождя выступать.
Неандерталец только замахнулся топором, как я резко выпрямился, походя полоснул штык-ножом по покрытому буграми мышц животу и шагнул за спину нелюдю. Тот попытался развернуться на одной ноге и с размаху ударить меня. Я жёстко сблокировал его руку автоматом и уколол штык-ножом в шею, а потом резко рванул вперёд и на себя, вырывая нелюдю трахею. Неандерталец, фонтанируя кровью, выбыл из строя. Я быстро огляделся.
Поле боя было за нами. Только один окровавленный снежный человек убегал в лес. В него сразу ударили несколько очередей, одна из них – пулемётная от Вовы.
– Все живы? – громко спросил я.
– Так точно, – услышал я уверенные голоса своих разведчиков.
– А с пришлыми всё в порядке?
– Да, все живы, – ответил Гаврик, поднимаясь из-за дерева, за которым держали оборону попаданцы с Внешней Земли.
* * *
Лёша лежал в обнимку с Таней и смотрел на огонь. Прошедший бой до сих пор не отпускал: пульс был учащённый, руки слегка дрожали. Лёша пытался успокоиться, и отчасти это ему удавалось, особенно благодаря тому, что рядом лежала Таня, но когда он закрывал глаза, то снова видел как всё случилось.
Они с Капитаном и Максом лежали за упавшим деревом, когда увидели нелюдей: неандертальцев и снежных людей. Снежные люди тащили, будто игрушечные, пулемёты калашникова. Сейчас они не походили на добродушных гостеприимных хозяев, а стали теми, кем и являлись по сути: нелюдями, монстрами, хозяевами другого Мира, в который попали люди.
Лёше жутко захотелось нажать на курок, но он сдержался и стал ждать сигнала. Ожидание тянулось невыносимо, Лёша начал сомневаться, а будет ли вообще этот сигнал, когда за спиной раздался тихий голос Чижа:
– Огонь.
Лёша нажал на спусковой крючок. Неандерталец, в которого он целился, вдруг сам упал на гальку, очередь прошла впустую. И тут по ним врезали из всех стволов. Оказывается, это очень страшно, когда по тебе стреляют, когда щелчки выстрелов больно бьют по ушам, а пули со свистом пролетают над головой или с глухим стуком дробно бьют в преграду, за которой ты прячешься. Хуже всего было осознание, что каждая пролетевшая пуля – это твоя смерть, и если ты ошибёшься, то погибнешь, и ничего уже исправить будет нельзя.
Лёша вжимался носом в мох под деревом и ждал, когда же нелюди прекратят стрелять, а они всё стреляли и стреляли. И тут вдруг ему так страшно стало, что просто словами не выразить, захотелось бросить автомат и бежать куда-то, далеко и без оглядки, но спокойный голос в голове сказал: