Элли разрывается между своими ролями: подруга — работник полиции, подруга — работник полиции…
— Все не так просто.
— Разумеется просто, проще не бывает!
За квартал до Спринг-Клоуз Элли тормозит на красный сигнал светофора, хотя других машин вокруг не видно.
— Ты про меня? — со вздохом говорит она. — Я не думаю, что это сделал он. Правда не думаю. Но… В том, что он делал в ночь, когда погиб Дэнни, были пробелы, которые ему было необходимо объяснить, и мы не могли отпустить его, пока он этого не сделал.
— Я видела его сегодня ночью с Беккой Фишер, — говорит Бэт. — Он об этом не знает. Так он вам это сказал?
— Ты сама должна с ним поговорить, — отвечает Элли, дипломатично подтверждая ее догадку.
Бэт чувствует себя полностью униженной. Из глаз сами собой текут горячие, тяжелые слезы.
— Ну почему все это со мной? — причитает она. — Что я такого сделала? Я просто хочу находиться вне всего этого, наблюдать с другой стороны улицы и потихоньку жалеть себя. Я не хочу быть в самом центре. Я не могу так, Элл.
Элли отстегивает ремень безопасности и, притянув ее к себе, обнимает. Слезы Бэт теперь льются на ее оранжевый плащ.
— Мне очень жаль тебя, детка, правда очень жаль.
Они еще долго сидят так, пока светофор на пустынной улице терпеливо переключается в своем непрерывном цикле.
24
Карен Уайт дожидается Харди в баре гостиницы.
— Что-то вы поздновато.
— Нет.
После того как она обошлась с ним в прошлый раз, он в дальнейшем будет общаться с ней исключительно односложно. Зная ее, он надеется, что в этом случае она уже не сможет найти способ, как перекрутить его слова.
— Да бросьте, — не сдается она. — Всего пять минут. Пара вопросов. Расскажите мне, где вы были и что планируете.
Она жужжит и кружит вокруг него, как маленький надоедливый комар, жаждущий крови. Он вскидывает руку между ними, словно отмахивается от нее.
— Я не позволю вам отвлекать меня от незаконченного расследования.
— Вы разочаровали семьи пострадавших в Сэндбруке, — заносчиво заявляет она. — Из-за вас они так и не получили облегчения. И это я не позволю вам точно так же поступить с еще одной семьей.
Он испытывает громадное искушение затолкать ее в угол, искушение рассказать всю правду, как было в Сэндбруке на самом деле. Видит Бог, ей только этого и нужно, как никому другому. Но он бессилен сделать и первое, и второе. Поэтому ограничивается горьким:
— Проваливайте, дайте пройти! — и тащит свое изможденное тело вверх по ступенькам.
Ему бы сделать передышку после первого пролета лестницы, но она следит за ним. Бросок на следующий пролет практически добивает его, но он рассматривает это как необходимое усилие.