Войткевич, Новик и Наташа
— Это дядя Гриша, — прикрыв губы краем платка, отчаянно шипела Наташа, пока возничий в дрянной шинелишке, чуть ли не газетной толщины, приближался.
— Твой дядя? — с сомнением переспросил Яков, вроде беспечно держа на сгибе локтя «маузер», но с пальцем двупалой варежки, просунутым под скобу пускового крючка. — Ну и родственнички у вас, мадемуазель.
— Он мне не родственник, — горбясь так, чтобы платок конспиративно насунулся на лицо, продолжала гусыней шипеть недавняя, а может, и нынешняя (расспросить её как-то не было времени) подпольщица. — Но он и не предатель. Дядя Гриша партизан.
— Дядя Гриша партизан, — со стихотворной интонацией передал «гефрайтер» Войткевич «фельдфебелю» Новику. — Так что нечего тут вам.
Тот отреагировал похоже — всё-таки не один пуд тротила вместе израсходовали.
— Ну да, — кивнул Новик. — Дядя полицай, дедушка староста. Интересно даже, остались тут у немцев честные предатели?
Впрочем, рожа «потомственного полицая» была куда менее одухотворенная, чем у «родственника» профессора.
— Протокольная, — назвал её Войткевич, осмотрев «дядю» довольно скептически.
И впрямь, портретина была — хоть сейчас на стенд: «Их разыскивает милиция» — угрюмая, хронически насупленная и с тяжёлыми складками у рта.
В несколько секунд оценив разведчиков столь же недоверчивым взглядом и, судя по всему, придя к выводу «не нашего ума дело», полицай-партизан хладнокровно поздоровался:
— Здорові були, панове фашисти, — изобразив нечто, отдалённо напоминающее отдание воинской чести.
— Героям слава, дядьку! — хохотнул в ответ Войткевич, поощрительно похлопав по грачиному плечу возничего.
— Що до ваших героїв, не знаю, — пожал плечами тот, отвернувшись к телеге, чтобы устроить сиденье. — А наші всі вдома.
— Хороши герои, — заметил Новик. — По домам они сидят.
— А ось я вас туди й відвезу, — не оборачиваясь, буркнул «дядя Гриша». — Самі на ту хату подивитесь.
«Эски-Меджит». Die Vergeltung
— По-хорошему, Тарас Иванович, надо бы запалить эту деревушку с подветренной стороны, чтобы и пепел снесло куда подальше, — раздражённо проворчал Беседин, отводя комиссара к неровно-прямоугольной дыре, отдушине и оконцу, продолбленному в серой стене, в сплошной скальной породе, в стене настоящего винного погреба, нашедшегося во дворе бывшего счетовода-бухгалтера и пережившего, казалось, не только революцию, но и путешествие Екатерины на юг. Тут, в замысловатом лабиринте бывших погребов, кладовок и хлевов крепости не то, что зондеркоманда СС с губными гармошками, — вся свита императрицы могла бы гулять с оркестром и без всякого стеснения.