— Цветы? Откуда? Ты же только что из боя? — она смотрела ему в лицо, в ее усталых, поблекших от бессонницы глазах снова проявился яркий, теплый свет, они лучились радостью.
— Я не скажу, это секрет, — он улыбнулся, снова опуская ее на подушку. — А где письмо? — он показал ей пустой лист бумаги. — Я думал прочесть признание в любви, а тут ничего нет.
— Я ничего не смогла написать, — она растерянно пожала плечами и поцеловала его пальцы, поднеся к губам. — Все, что приходило мне в голову, казалось пустым, никчемным, совершенно не выражающим той глубины чувств, которые заполняли мое сердце, я не знаю, поверишь ли ты мне, — она запнулась. — Оказывается, я не умею объясняться в любви так же, как не умею объяснять свои поступки. Прости меня, что я не сумела сказать, как надо, а за меня это пришлось сказать Мартину.
— Хорошо, что он хоть что-то за тебя сказал. Но я понял, прежде чем что-то думать о тебе, с тобой надо еще хорошенько поговорить, хотя бы спросить. А уж потом принимать решения. Сама ты не сделаешь этого никогда. Я учту это на будущее.
— Я все подыскивала, подыскивала слова, — она взяла лист бумаги из его руки. — А потом решила, то, что он пустой, это даже лучше. Это скажет больше, чем могу сказать я. И если бы ты не приехал, я бы отставила Золтану пустой лист бумаги и попросила бы его передать тебе. Ты бы понял меня?
— Конечно. Мне кажется, я тебя понимаю.
— Как там Будапешт? — она поднялась на локте. — Вы уже на Площади Героев перед дворцом?
— Мы почти там, — он протянул руку к столу, взял сигарету из ее пачки, зажигалку, закурил. — Но остальные отстали, причем сильно. Особенно вермахт. И генералы прекратили наступление. Они боятся второго Сталинграда. В этом есть резон. У русских в резерве еще целая полностью укомплектованная армия, и они не торопятся вводить ее в действие, хотя, как сообщает разведка, начали перегруппировку. Значит, ждут, когда мы увязнем глубже. Этого допустить нельзя. Так что теперь приходится оттягиваться назад, чуть ли не до самой Дунапентеле. А ты приехала сюда одна? Я смотрю, нет ни машины, ни охраны, ты очень неосмотрительна. Нас обстреляли только что. В тылу полно разрозненных большевистских групп.
— Я даже не подумала об этом, представь себе, — она взяла у него сигарету и тоже затянулась, потом вернула. — А когда подумала — испугалась. Но было поздно, я уже была в глубоком лесу. Так что на попутной машине, с одним пистолетом. Но я не хотела никого беспокоить и желала только как можно скорее оказаться здесь. Думала, вдруг ты уже приехал.