— Да, я полюбила этот город, — призналась Джин. — Тетю Лизу тоже и даже ее мужа, русского генерала, хотя он иногда вел себя излишне резко. Он не хотел, чтобы ты покупала им эту квартиру на Фонтанке, в том доме, где когда-то жили ваши предки. Все говорил: мол, им ничего не надо от американцев. Потом — ничего. Ходил с отцом на яхте в океан во Флориде. Ему даже понравилось. Он перестал называть Америку страной зла. Может, сообразил, что зло находилось все-таки где-то в другом месте.
— Наверное, он так думал. Так думали все в России, за исключением великих людей, в частности поэтов, таких как Ахматова и Бродский, но сопротивление советской власти оказывали единицы. Пропаганда работала исправно. Человек рожден свободным. Так всегда говорила мадам Маренн. Он часть природы, а свобода — естественное для природы состояние. Любое ручное животное мечтает о глотке свободы, бредит ею. Человек — аналогично. Его нельзя сделать ручным. Можно запугать, лишить образования, будущего, но инстинкт победить нельзя. Свобода — такой же инстинкт природы, как и все остальное. Его можно подавить, но нельзя уничтожить. Человек боится свободы, но он всегда к ней стремится. Со временем пружина разжимается, пускай ее и крепко держали.
Натали помолчала.
— Зато Лиза была счастлива, — продолжила она через мгновение. — Да и я тоже. Мы словно вернулись с ней в детство. В то время, когда проснешься утром и подойдешь к окну, бывало, скажешь: «Здравствуйте, кони!», а они стоят, клодтовские кони, прекрасные, величественные. Дворец князей Белозерских — на противоположном берегу реки.
— Теперь время изменилось, и каждый может жить там, где ему хорошо, где ему захочется.
— Ты даже не можешь представить себе, девочка моя, — голос Натали дрогнул, — как это на самом деле хорошо и сколько людей не дожило до настоящего времени. Сколько мечтало и сколько погибло прежде, чем стало так. Ни я, ни Джилл не могли поверить в конец коммунистов. Только мадам Маренн верила. Она считала: когда-нибудь коммунизм разрушится, они съедят сами себя, как всякое зло на земле. Маренн все это предвидела и боролась. Она, как говорит Джилл, белый волшебник Гэндальф из романа Толкина.
— Мама, у нас тут украинцы на базе. — Джин, обернувшись, взглянула на Михальчука и Мэгги. Они смеялись за перегородкой, пытаясь разговаривать и показывая жестами то, для чего не находили слов, но оба увлеклись настолько, что даже не заметили, как молодая женщина на них смотрит. Переводчик им явно не требовался, и они даже не вспомнили о Джин. — У одного сержанта сын тяжело болен. Порок сердца с осложнениями. Ни в Киеве, ни в Москве на операцию не берут, но сказали, если не прооперировать до весны, будет слишком поздно. Деньги за операцию просят бешеные, если без очереди, а очередь…