Дэвид подошел и взял у нее бутылку, чтобы рассмотреть этикетку.
– Урожай девяносто шестого. Прекрасное вино.
– Правда? – Эмма вгляделась в этикетку, которая так выцвела, что едва можно было разобрать надпись на французском. – Значит, все было не так безнадежно, как я опасалась.
Дэвид протянул ей бутылку:
– Спрячьте это в надежном месте.
Эмма покачала головой.
– Мне все же кажется, мы должны выпить это шампанское. За здоровье малышки Эммы.
И возможно, чтобы поднять тост за свою надежду на дружбу с сэром Дэвидом.
– Вы уверены?
– Да. Вы не могли бы открыть?
Дэвид кивнул и огляделся, пытаясь найти что-нибудь подходящее для открывания бутылки.
– Признаюсь, мне интересно попробовать это вино. Из-за войны такие бутылки стали редкостью.
– Рада помочь вам в этом, – рассмеялась Эмма.
Когда пробка вылетела из бутылки, она захлопала в ладоши.
Дэвид тоже рассмеялся. Подумать только, как приятно слышать его смех. Он быстро разлил пенящуюся золотистую жидкость по чайным чашкам и передал одну Эмме. Его пальцы коснулись ее пальцев, но прикосновение это было мимолетным.
Дэвид отступил на шаг и поднял чашку:
– За малышку Эмму.
– За Эмму, – сказала Эмма.
Они чокнулись, и Эмма пригубила шампанское. Шипучая жидкость заставила ее поежиться.
– Какое оно вкусное и красивое! Как… жидкий солнечный свет.
Дэвид сделал глоток и улыбнулся. Это была теплая удовлетворенная улыбка, и Эмме захотелось, чтобы он так улыбался и ей.
– Прекрасное шампанское. Вы не жалеете, что не открыли бутылку раньше?
– Нет. Мне кажется, сейчас самый подходящий случай.
Эмма опустилась в кресло, с удовольствием потягивая шампанское. Дэвид снова наполнил чашки, и Эмму охватило теплое, уютное чувство.
– Ваш муж часто играл? – вдруг спросил Дэвид.
Эмма нахмурилась, ей стало не по себе. Она не хотела думать о Генри, только не теперь, когда ей так хорошо.
– А почему вы спрашиваете?
Дэвид поднял свою чашку. Он, кажется, только теперь заметил, что она пуста и снова наполнил обе чашки.
– Вы упомянули, что вместо денег он принес бутылку вина, выигранную им в карты.
– Ах да. – Эмма сделала еще один глоток, и воспоминания о Генри стали отступать. – Он очень любил играть в карты, как и многое другое, с чем он не мог справиться. Когда мы только поженились, я этого не понимала.
– Каким человеком был ваш муж?
Неподходящим.
– Я больше не хочу говорить о Генри! – воскликнула Эмма.
Она вскочила с кресла, не в силах больше оставаться на одном месте. Она будто сама превратилась в шампанское – искристое, шипучее, живое. Живое! Как давно она не чувствовала себя живой!