– А почему нет? – по-детски воспротивилась Персефона. Ее, безусловно, сильно встревожило его предчувствие появления темных туч над сияющим счастьем Джека и Джессики. Но она не желала признавать факта: у них с графом так много общего. Куда больше, чем они сами хотели.
– В Индии я не раз видел, до чего может дойти страшный враг, на что он способен. Полагаете, вы неуязвимы для зла человеческого только потому, что вы красивы, богаты и родовиты? Ваша наивная вера проживет не больше пары секунд, если вы окажетесь на поле битвы – разве что вы действительно недостижимы для простых смертных, как эта каменная богиня с вашим именем, – ответил граф сдержанно и спокойно.
– Нет, я не настолько высокомерна, как вам кажется. Вероятно, ваше мнение обо мне сложилось из второсортных умозаключений и светских сплетен. Но мой брат сейчас где-то на просторах этого жестокого мира, и, несмотря на всю мою эгоистичную натуру, я очень боюсь за него, лорд Калверкоум. И если единственный способ узнать о его судьбе – это встреча с теми, кто ему угрожает, я это сделаю. И обойдусь при этом без вашей помощи.
– В таком случае вы просто глупая гусыня, – резко произнес он.
Тут Персефона не удержалась и пожала плечами, дабы продемонстрировать свое безразличие к его мнению.
– Не настолько я глупа, чтобы довериться тому, кто сначала назначает встречу другу, а потом шныряет вокруг в темноте, словно этому же другу не доверяет. Джек с радостью вас принял бы, даже если бы вы приехали в одном тряпье и без пенни в кармане.
У лорда Калверкоума хватило совести покраснеть. Она говорила об обиде ее кузена, когда тот понял, что друг не хотел встречаться при свете дня, не будучи уверен в его великодушии и отзывчивости. О той июньской полночи, когда Алекс Фортин встретился с герцогом Деттингемом, и в той ночной тьме они узнали друг о друге куда больше, чем предполагали.
Персефона и Джессика поодиночке преследовали друзей при довольно ярком свете луны. Обратно же они возвращались все вместе по заросшей тропинке с манящими зарослями и ночными цветами. Джесс при этом скандалила с Джеком, а Персефона приходила в себя от ужасного лица мужчины, которого помнила еще со школьных времен Джека и Рича: невероятно красивого и высокомерного. Тот всегда смотрел на всех людей так, будто они его постоянно разочаровывали. Этим он действовал ей на нервы. Даже если в тот момент она не кипела бы в ярости при мысли, что он мог подумать, будто кто-либо из Сиборнов может с отвращением отвернуться от его шрамов.
– Меня ввели в заблуждение, – защищаясь, ответил граф, и Персефону не к месту тронуло это неохотное признание в своей неправоте. – Герцогиня посоветовала мне не появляться при свете дня.