Работу с музыкантами, поиск талантов, устройство их судеб нельзя было считать даже разминкой по сравнению с тем, чем Даниэла занималась теперь.
И, если быть честной с самой собой, ответственность и власть оказались захватывающим переживанием. Теперь она, наверное, лучше понимала отца.
Правда, все равно была рада, что сейчас решение принимать не ей.
— Не впускайте их, пока я не поговорю с Онезимом, — приказала она, — не вступайте в диалог, и ни в коем случае на них не смотрите.
Может быть, было уже поздно. Поздно не смотреть. Узнали же постовые Занозу, значит увидели, значит могли оказаться под чарами. Но нет, нет-нет, Заноза никого не чарует без необходимости, и пока ему не сказали, что въезд в миссию запрещен, не станет применять дайны. А скажут ему об этом через мегафон, и смотреть на него больше не будут, значит, и зачаровать никого у него не получится. Да и незачем. Ведь не совсем же их в Бакед не пускают, а только пока Онезим не решит, как лучше поступить. Ему самому должно быть интересно. Таких как Заноза он мог и не встречать.
— Почему ты считаешь, что они не взыскующие? — спросил Онезим. — Мне кажется, ты думаешь, что они могут быть опасны для меня.
Даниэла так не думала… Нет, именно так она и думала. Но для этих мыслей не было никаких оснований. Что бы ни рассказывали о Турке и его Псе, они всегда старались решать проблемы миром, старались договориться, и убивали только если договориться не получалось.
Вот только, как такое может быть, чтобы Заноза и не смог кого-то убедить? А если такого не может быть, то кого же и зачем они убивали?
Раз убивали, значит так было нужно. Убитые, наверняка, заслужили окончательную смерть, а чем именно — мистеру Намик-Карасару виднее. Он лишен жалости, но не справедливости. Увидев Онезима, узнав его хоть немного — даже просто выслушав, что расскажет о нем Даниэла — они полюбят его так же, как любила она.
Даниэла попыталась представить мистера Намик-Карасара, проникшегося обаянием Онезима, и помотала головой. Некоторые вещи невозможны. Ни в этой вселенной, ни в какой другой. Мистер Намик-Карасар не любил никого, кроме Занозы. Да и Занозу — только из-за того, что все время был под чарами. А вот сам Заноза, он поймет Онезима, увидит его красоту. Когда они вернутся в город, он расскажет о том, что видел, и отец позволит Даниэле принять причастие.
Все складывалось хорошо. Совершенно нечего было бояться.
— Им не нужно причастие потому, что у Занозы нет тела, — объяснила она то, что ей осенью объяснял отец. — Проклятие не-мертвых ложится на наши тела, а не на души, а у Занозы есть только душа.