— В этом виноваты в первую очередь те, кто голосовал против немецких коммунистов, кто жульнической политикой расколол движение рабочего класса Германии, — с возмущением напомнил Верба.
Отто Россбах замялся и невнятно промычал:
— Мы говорили о моем сыне. Мне трудно с вами обсуждать сложные политические проблемы. Извините, но я не понимаю вас.
— Невыгодно, потому и не понимаете, — резко сказал Верба. — Идите и еще раз подумайте как следует.
Россбах был согласен думать и оставаться в полку до конца войны — здесь его жизнь была в безопасности, ему никто не угрожал ни расстрелом, ни ссылкой в Сибирь, хотя каждый день он вращался среди сибиряков.
Но вот случилось так, что он лицом к лицу столкнулся с лейтенантом Василием Корюковым. Его удивленный взгляд и вздернутая бровь над правым глазом запомнились Россбаху еще с лета сорок четвертого года. С этого дня Россбах лишился сна и отказался от размышлений на политические темы. Надо было спасать жизнь. «Лейтенант служил в РОА у генерала Власова. Он пойдет на все, чтоб об этом никто здесь не узнал, — так рассуждал Россбах. — Молчать нельзя и говорить опасно: тот же комиссар Верба увидит в этом клевету на родного брата командира полка. А клеветников русские расстреливают. Так и так — смерть…»
Выход был найден. Ничего не говоря Вербе и стараясь не встречаться с Корюковым, Отто Россбах старался все время находиться среди солдат, многие из которых стали его друзьями. Расчет его был прост: ни лейтенант Корюков, ни кто-либо другой не посмеют убить немецкого перебежчика на глазах своих солдат.
А теперь Россбаху стало известно, что район, в котором находилась его дача и сад, занят русскими танками и что там устанавливаются такие же порядки, как во всех районах, занятых советскими войсками. У него появилось неукротимое желание навестить свою семью.
— Ну вот, Антоха, можешь идти домой, — сказал кто-то из поваров, раньше чем Отто Россбах успел вытянуться перед Вербой.
— Это верно, господин комиссар?
— Верно. Можете идти.
— И никаких условий?
— Безусловно никаких.
Еще не веря тому, что его отпустили домой, Россбах долго стоял на месте и смотрел на русских солдат. На глазах у него выступили слезы. Солдаты дружески подмигивали ему, замахали руками:
— Счастливого пути!
Шагал Россбах широко, размашисто и все время оглядывался. На развилке двух больших дорог у регулировочного пункта его остановила девушка-регулировщица:
— Предъявите документы.
— Я перебежчик. Вот пропуск. Иду домой… — Россбах назвал свой район.
Возле девушки стоял офицер в танкистском шлеме, с мотоциклом. Хлопнув Россбаха по плечу, офицер сказал: