— Чем бревна ворочать, лучше за медведем походить, — с охотой согласился Семка, подмигивая своему напарнику Феде, сыну солдатки Кетовой.
И Матрена Корниловна взяла их в помощники.
— Только не трусить.
— Мы не из трусливых, — похвалился Семка.
— Тогда пойдем прямо по медвежьему следу.
За лесосекой медвежий след слился с широкой затвердевшей лыжней и совсем пропал из глаз. Матрена Корниловна будто и не заметила этого. Она прошла дальше, к берлоге действительного медведя, оставив на лыжне крест из палочек: дескать, хитрость твоя, дезертир, разгадана, и если появишься здесь — моя рука не дрогнет.
И тут Семка чуть приотстал:
— Корниловна, медведь-то, за которым идем, он какой?
— Бурый… Не отставай.
— И здоровый?
— Посмотрим.
— Видно, злой. Бурые всегда злые бывают…
— Наоборот, бурые как телята, а вот черные — муравьятники, с белым ошейником — всегда злые.
— А может, и этот муравьятник?
Семка пугливо стал озираться по сторонам. Он знал, чьи это следы в лесосеке. Андрейку-дезертира он не боялся, а вот настоящего медведя… Да что и говорить, зверь есть зверь.
— Не отставай, — поторапливала его Матрена Корниловна. — Человека все звери боятся, если человек не боится их. И муравьятник боится.
— Это верно, если его не трогают, — Семка подтолкнул Федю вперед: — Иди, не бойся, я за тобой.
Перед ними густая чащоба. Под вывороченным корнем старого кедра желтел снег. В центре желтого круга — небольшое обледенелое отверстие. Над ним висели сосульки, образовавшиеся от теплого медвежьего дыхания.
— Ну вот, пришли. Будем делать залом, — тихо, вполголоса проговорила Матрена Корниловна. И Семка окончательно пал духом.
— Тут? — сипло спросил он, в горле у него пересохло.
— Говорю, тут. Не тряси штанами.
— Я не трясу, — еле выговорил Семка, прячась за спину товарища.
Молчаливый Федя оказался смелым и спокойным охотником. Он подошел к Матрене Корниловне, и она принялась с ним строить залом берлоги. Два бревна, положенные крестовиной, закрыли медведю свободный выход. Федя встал на вершину заломленного дерева, а Семке выпало шуровать бурого.
Длинный черемуховый прут, приготовленный для шуровки, Семка долго не мог всунуть в отдушину берлоги. У него тряслись руки, округлившиеся глаза почти ничего не видели. Наконец помогла Матрена Корниловна, и прут пошел. Семка осмелел было, как прут уперся во что-то и дальше не шел. «Значит, медведя в берлоге нет», — опрометчиво подумал Семка.
Вдруг в глубине что-то дернулось, и Семка застыл на месте.
— Шуруй! Шуруй.. — крикнула Матрена Корниловна, подняв руки. Но Семка не в силах был пошевелиться.