Я сейчас сижу в комнате, со вкусом обставленной. Тяжелые бархатные портьеры опущены, они преграждают путь стуже от северного ветра, а в камине с красивой мраморной полкой наверху весело горит огонь. Новая кровать ждет меня, совсем новая, она уже приготовлена ко сну и накрыта стеганым теплым одеялом; на столе, за которым я сижу, есть перо, чернила и даже стопка писчей бумаги. Кровать, камин, комната – все мое. Комната Ады рядом с моей и тоже обставлена с элегантностью и удобством. Дверь, соединяющая наши комнаты, видимо, недавно прорублена и теперь открыта, чтобы Ада не испугалась ночью в незнакомом доме. Она мирно спит, и мне за нее спокойно. Но как все продумано было мистером Вольфсоном, я просто восхищена!
Мы покинули Йорк сегодня рано утром. Небо было прозрачным и бледно-голубым, предсказывая днем солнечную погоду, но было так холодно, что я и сейчас задрожала от воспоминания об этом. Больше я уже не высовывала головы из кареты за время всего нашего путешествия. Хотя посмотреть было на что – прекрасная холмистая страна, которая должна выглядеть очень живописно весной, а вовсе не унылая равнина, поросшая вереском, какой я ее представляла. Но сейчас земля была покрыта толстым слоем снега, и солнце отражалось в нем, слепя глаза. Голые деревья и кустарники выглядели такими одинокими. Вся местность определенно малонаселена. Ада, перед этим много и весело болтавшая, умолкла. Я почувствовала ее настроение, оно было схоже с моим. Но я испытывала еще и странное уныние, почти страх. Ясно, что наш новый опекун был человеком богатым и с хорошим вкусом. И все же мне казалось, что алое зарево от захода солнца приобретало смутные очертания зловещего огромного зверя и что мы стремительно неслись прямо к нему, в его когтистые объятия.
Я описываю это только затем, чтобы показать, насколько глупыми и безосновательными были наши страхи.
Первые огни, которые мы увидели, были фонарями на воротах, и тут же замелькали приятно освещенные желтые квадраты окон. Нас ждали – как только карета подкатила, из домика привратника выскочил человек и широко распахнул ворота. Карета подкатила к парадному подъезду, прямо к ступеням. Кучер открыл дверцу и помог сойти Аде. Я последовала за ней, и тут двери дома распахнулись, оттуда вырвался яркий желтый свет, и в дверях появилась мужская фигура. Ада схватила меня за руку, я почувствовала, как она дрожит.
Человек с фонарем спустился, и я поняла, что это лишь слуга. Мы поднялись за ним по лестнице. Нас окатило приятной волной тепла. Я лишь мельком успела заметить бархатные гардины на окнах и огромные зеркала, пока лакей помогал нам снять верхнюю одежду. Его голос и манеры говорили о том, что он прошел лондонскую школу. Высокий человек средних лет, он имел манеры сдержанного, хорошо вышколенного слуги. Его лицо застыло, как бесстрастная маска, но мне кажется, я заметила небольшую разницу в его отношении – а именно, как он принял сначала мое простое черное пальто, а потом бережно и почтительно – прекрасную соболью бабушкину накидку с плеч Ады. Никто из нас никогда не оспаривал права, кому носить ее, Ада любила меха, и они с бабушкой были почти одного роста.