Что из этих мыслей и этого страха он будет помнить завтра? Вернутся ли они к нему под личиной нового, чтобы еще раз прокрутиться через эту мясорубку страданий? Какой будет его жизнь теперь, когда он узнал правду? И остался ли в ней вообще какой-то смысл?
Сейчас они были дома, перекусывали сыром моцарелла и свежими помидорами. Дождь отбивал беспрестанную барабанную дробь по стеклу; сад за окном казался беззащитным под натиском ветра и заброшенным.
— Надо поговорить с Майлзом, — объявил Дэвид таким тоном, что это прозвучало как приказ. — Давай пригласим его сюда, в дом.
Доливая вина им в бокалы, Лиза сказала:
— Как хочешь.
Холодно сверкнув глазами, Дэвид сказал:
— Уверен, ты будешь рада обществу умного человека.
Лиза отправила в рот очередную порцию еды, а потом заставила себя улыбнуться перед лицом его воинственности.
— Это не имеет значения, — сказала она, заставив себя говорить ровным тоном, хотя в душе бушевали противоречивые эмоции. — Я знаю, ты думаешь иначе, но ты ошибаешься.
— О чем ты? — резко спросил он.
— Ты думаешь, что из-за диагноза мои чувства к тебе изменились.
А они изменились? Откуда ей знать, если все это еще только-только начало укладываться у нее в голове?
— Хорошо, что ты знаешь, о чем я думаю, — язвительно бросил Дэвид, — это очень поможет, когда я забуду, как говорить.
Страх сжал ей сердце ледяной рукой, но она спокойно спросила:
— Что ты хочешь обсудить с Майлзом?
Откинувшись на спинку стула, Дэвид сказал:
— Рад, что ты спросила. Если я расскажу тебе сейчас, а потом забуду, ты напомнишь мне, когда он будет здесь.
По-прежнему не поддаваясь на отвратительные провокации мужа, Лиза проговорила:
— Так расскажи.
— Хочешь записать? Я обычно записываю. Знаешь, это рекомендуется. Но, может быть, теперь ты возьмешь это на себя? Оно поможет нам обоим.
— Я не секретарь, и я не собираюсь обращаться с тобой как с немощным, когда ты вполне способен сам за себя отвечать.
— Потренируйся пока, а там, глядишь, и не станет у меня такой способности. И кто сказал, что это время еще не настало?
— Ты.
— Потому что ты слишком вежливая или... или... в общем, строишь из себя еще какого-то черта.
Отложив вилку и нож, Лиза сказала:
— Дэвид, прекрати. Я понимаю, что тебе тяжело...
— Неужели? Ты знаешь, каково это, когда собственный мозг становится твоим врагом?
— Если ты способен разговаривать настолько связно, как сейчас, значит, все не так уж плохо, верно?
— Нет, неверно. Ты же слышала доктора.
— Слышала. Но хорошо уже то, что твою краткосрочную память диагноз явно проскочил.
— Отлично. Теперь я могу сидеть и копаться в своем загнивающем мозгу, как... как... — Дэвид ударил себя ладонью по лбу. — Как еще объяснить, что тебе нельзя здесь оставаться? — зло сказал он.