Ну, это мы уже слышали. И я не удержался, чтобы не поддразнить его:
— Как же, как же, ведь русские — это богоизбранный народ.
Липотин по-мефистофельски ухмыльнулся:
— Возможно. Ибо вы-то уж точно от дьявола. Впрочем, все мы составляем единый мир.
И вновь возобладало во мне желание поиронизировать над этим застольным философствованием, национальной болезнью русских:
— Мудрость, достойная антиквара! Предметы старины, не важно, какой эпохи, оказавшись в руках современных живых людей, проповедуют бренность пространства и времени. Лишь мы сами привязаны к ним… — Моим намерением было и дальше без разбора нагромождать подобные банальности, чтобы поток моей болтовни перехлестнул его затёртые, обветшалые философемы, однако он, усмехнувшись, прервал меня каким-то клюющим движением своей птичьей головы:
— Ну что ж, антиквариат действительно многому меня научил. Кстати, самая древняя из всех известных мне антикварных редкостей — это я сам. Собственно, моё настоящее имя — Маске.
Нет слов, чтобы описать ту оторопь, которая нашла на меня. На мгновение мне показалось, что моя голова превратилась в какой-то сгусток тумана. С большим трудом унял я вспыхнувшее во мне волнение до уровня вежливого удивления и спросил:
— Откуда вам известно это имя, Липотин? Вы даже представить себе не можете, как это меня интересует! Дело в том, что Маске небезызвестен и мне.
— Вот как? — Лицо Липотина оставалось непроницаемым, как маска.
— Да-да. Должен признаться, и имя это, и его носитель с определенного времени занимают меня чрезвычайно…
— Надо думать, в этой инкарнации, то есть с недавних пор? — усмехнулся Липотин.
— Да! Конечно! — заверил я желчно. — С тех пор как я получил эти… эти… — Невольно я шагнул к письменному столу, где пирамидами громоздились свидетельства моей работы; от внимания Липотина это не ускользнуло, ну а скомбинировать недостающие детали, конечно, труда не составило. Поэтому он перебил меня с явным самодовольством:
— Хотите сказать, с тех пор как к вам в руки попали эти акты и хроники о жизни известного Джона Ди, алхимика и чернокнижника Елизаветинской эпохи? Всё верно, Маске знавал и этих господ.
Моё терпение стало иссякать.
— Послушайте, Липотин, сегодня вы уже достаточно дурачили меня. Что же касается ваших таинственных иносказаний, то их, видимо, следует отнести, на счет вашего не в меру весёлого вечернего настроения; ответьте же наконец: откуда вы узнали это имя — Маске?
— Ну вот, — с прежней ленцой протянул Липотин, — ведь я уже, кажется, сказал, что он был…
— Русский, разумеется. «Магистр царя», как его обычно называют в старинных грамотах. Но вы? Что общего с ним у вас?