– Нет, я хотела бы побыть одна. Пожалуйста.
На душе скребли кошки, хотелось побыстрее вернуться в Цитадель.
– Ольга, вам что, действительно плохо?
– Действительно? – криво усмехнулась я.
За спиной повисло молчание.
– Не бойтесь, Алексей, я не лишусь чувств. Вообще никогда в жизни в обморок не падала. И пожалуйста, оставьте меня, – резко произнесла я.
– Действительно, господин барон, идите. Если что, я помогу нашему творцу, – послышался еще один мужской голос, немного приглушенный и хрипловатый.
Обернувшись, я заметила невысокого сухощавого мужчину с пышными усами и пронзительным взглядом. Председатель Государственного совета Российской империи.
После его прихода мне явно полегчало. Во-первых, хмурый Разинский, откланявшись, ретировался, а во‑вторых, само присутствие такого неординарного человека вытеснило если не неприятные эмоции, то неприятные мысли точно.
– Может, вам лучше поехать домой, госпожа Орлова? – мужчина приблизился и остановился рядом со мной.
– Нет, спасибо. Я сейчас подышу свежим воздухом – и все пройдет.
– Не обижайтесь на Алексея Михайловича. Он, несмотря на все старания, очень неотесан.
После этих слов собеседник мне сразу разонравился.
– Думаю, господин барон просто испытывает ко мне неприязнь.
– Может быть, – усмехнулся сановник и спросил прямо: – Мадемуазель Ольга, вы сегодня сидели в комнате с крайне отрешенным видом, и я засомневался, слышали ли вы наши слова?
– Да.
– Просто работа творца очень важна, от нее зависят судьбы людей, и важно, чтобы все понимали…
– Если вы желаете, я могу процитировать вам все, что было произнесено в той комнате.
– Не стоит, – улыбнулся вельможа. – Я рад, что ошибся.
Я выжидательно посмотрела на мужчину, он – на меня. Ведь не только из-за желания проверить меня он здесь оказался?
Председатель Совета еще несколько минут наблюдал за мной, и мне явственно казалось, что он хочет что-то сказать… Но он промолчал и, с легкой улыбкой поцеловав мне руку, покинул балкон.
Облокотившись о перила, я подумала о том, что все происходящее очень странно. Понятно, что этот разговор и должен был быть непростым, но почему-то оказался слишком уж сложным…
После бала время опять потекло спокойно и неторопливо. Тренировки, прогулки, общение с Лидией и Георгием. С последним я, правда, старалась близко не сходиться. Его обожание приметили все: и Прокофья Матвеевна, и Лидия, даже Джеймс с Алексеем. Разинский не упустил возможности отпустить по этому поводу жестокую шутку.
С творцами я общалась мало. Обычно причиной нашего общения было их желание поделиться какой-либо информацией, призванной помочь мне легче справляться с заданиями, я же рассказывала им про особенности той или иной цивилизации. Лидия лучше знала этикет и правила общения в разные эпохи, а я – бытовую сторону.