– А сейчас мы куда спешим? – удивилась я.
– Удостовериться, что казнь состоялась, – невозмутимо ответил Алексей, осматриваясь по сторонам.
Наконец он указал на странное сооружение из досок, выглядящее как помост, и подвел меня к нему. Вокруг сновали люди, среди которых было много храмовников в черных рясах с веревками вместо пояса. В груди что-то тревожно заныло.
– Мы же не собираемся?..
– Собираемся.
Подойдя к маленькой нише за помостом, Разинский, крепко обхватив мои плечи руками, прижал меня спиной к своей груди.
Я замерла от такого жеста. Ох! Так приятно! Хоть и неприлично…
Но в следующее мгновение я увидела, как вывели заключенного – вернее, заключенную, и все поняла. Это была Жанна д’Арк – девушка, которую правители этого мира использовали как знамя, а потом обманули и приговорили к сожжению. Вот за каким убийством мы должны были проследить, вот чему я поспособствовала… Фактически, это мы приговорили ее.
– Нет! – вскрикнула я и попыталась вырваться.
– Тише! – прошипел Алексей, прижав меня к себе что есть силы, так, что едва кости не треснули.
Но сейчас меня это не волновало: я слышала бормотание приближающейся девушки:
– Почему? Ведь я все подписала… Я все сделала, как они хотели… Кто отдал этот приказ?
– Évêque Pierre Cauchon![1] – крикнула я.
Жанна услышала и вздрогнула. По моей щеке скатилась слеза. Я знала, что произойдет дальше.
Алексей, сдавив меня еще сильнее, зажал мне рот ладонью. Я пыталась вырваться и убежать в толпу, но он не позволил. Поэтому мне пришлось молча наблюдать, как Жанну возвели на подготовленный костер.
Вот запылал огонь, и девушка крикнула:
– L’évêque, je meurs à cause de vous! Je vous appelle au jugement de Dieu![2]
Это те слова, которые я читала в исторических летописях и которые прозвучали благодаря мне. Боже! Если бы мне знать, если бы знать… Я никогда бы так не поступила.
– Прекратите! Она пешка. И ни вы, ни я не можем этого изменить. Если она не умрет сейчас, ее судьба будет намного страшнее, – прошептал мне на ухо Алексей и потащил меня, захлебывающуюся рыданиями, прочь.
И все равно я видела, как, разгораясь, костер поедает дерево, а языки пламени уже подбираются к ногам девушки. Она закричала, и ее вопль отдался болью в моей душе, а огонь полыхал все сильнее.
Замерев и подняв голову, Жанна молча смотрела вверх, словно призывая кого-то свыше, но сверху на нее сыпались лишь искры и пепел ее же погребального костра.
Когда человек горит на костре – это жуткое зрелище, и пока я не увидела воочию, не представляла, что это такое! Запах паленого мяса, крики беснующихся фанатиков. Толпа сходила с ума вместе со мной. Громкий плач стоял над площадью, и лишь меня душили беззвучные рыдания.