Передовые отряды во главе с полковником, не задерживаясь, следуя буквально по пятам врага, с ходу завязали бой за Никольское и стремительным ударом захватили, прибавив к прежним трофеям еще два тяжелых и три средних танка, четыре бронемашины и две противотанковые пушки.
И в Никольском полковник Чистяков не дал отдыха своим орлам, а тут же в ночь завязал бои за Дмитровку и Ддино.
Штаб армии поставил перед моряками задачу – спихнуть фашистов с Рогачевского шоссе и выйти на Ленинградское, к Солнечногорску, загнать гитлеровцев в снега. Загнать и истребить!
По приказанию полковника Чистякова погорельцам, сиротам и красноармейским вдовам Белого Раста выдана мука. Сегодня из труб уцелевших домов курчавится сизый дымок и над селом стелется запах печеного хлеба. Во дворах появился скот, и, когда затихал бой, слышалось мычанье буренок и блеянье овец – животные вернулись вместе со своими хозяевами из леса, где прятались, пока в селе стояли немцы.
Конечно, горе не скоро забывается, но жизнь не стоит на месте: с утра жители села и моряки предали земле убитых, потом был митинг.
После митинга я остановил у подбитого немецкого танка краснофлотца – мне захотелось сделать снимок. Моряк спросил, как ему и где встать. Я показал. Он спросил, что должен изобразить. Я сказал – ничего. Краснофлотец дернул плечом:
– А что, если я встану вот так? – Он выхватил из ножен отточенный нож, лезвие блеснуло, уперся его острием в неподатливое тело танка и сказал: – Вот так! И буду уделять ему внимание. Как, подойдет?
– Подойдет, – ответил я.
Когда сфотографировал, он спросил:
– Товарищ политрук, имею к вам вопрос. Разрешите?
Я кивнул.
– Скажите, почему у нас так получилось, что этот людоед Гитлер под Москвой очутился? Как же – «ни пяди…»? А? Что, у нас превосходство, что ли, плохое?
– Было плохое, – сказал я, – а теперь сами видите. Гоним! И дальше будем гнать! Да как еще! Сейчас только начало!
Совещание командиров батальонов проводил помощник командира бригады полковник Кузмин. Печечка из непромазанных кирпичей дымила так, что нечем дышать. Уму непостижимо, как это у полковника Кузмина хватило смелости еще и курить при этом!
Обросший густой щетиной, он сидел на единственном стуле у моргавшей керосиновой лампы и сиплым голосом говорил о предстоящих задачах. После каждой фразы не то вопросительно, не то утвердительно произносил: «Понятно?»
Отпуская комбатов, он сказал:
– А самое главное: гнать и гнать! Ни минуты передышки не давать врагу! Понятно? Не оставлять его на ночь ни в селе, ни в лесу, ни даже в овраге – гнать в поле! В снега! На мороз! Понятно?