Заика подходит к жене и тихо, чтобы не слышали раненые, спрашивает:
– Как ты все это выдерживаешь?
Валентина устало смотрит на мужа, вытирает крупные капли пота со лба и, тоже тихо, лишь для него, говорит:
– Иди, Ваня, на батарею, к пушкам. За нас не беспокойся – мы тут справимся! Иди, дорогой!
Заика поворачивается, – пора идти, вот только надо сказать людям: очередная атака отбита, фашисты откатились, оставив много убитых, из Севастополя сегодня с наступлением темноты к батарее придут катера и раненые первыми будут доставлены на них… Все это он должен сказать теперь же. И он говорит, и слышит одобрительные возгласы, и с облегченным сердцем покидает медпункт, не зная того, что еще будет отбита не одна атака и что через час он передаст в Севастополь последнюю радиограмму и прикажет радисту уничтожить радиостанцию, и это будет смертью, последним вздохом батареи, а при выходе из рубки в него выстрелит фашистский снайпер. К счастью, пуля скользнет по касательной по каске. Корабли придут, но не все артиллеристы дождутся их – отдадут жизни в последних схватках. В то время когда корабли начнут «писать» на батарею, то сразу им нечем будет ответить, пока не найдут на дальномере одну (единственную) секцию аккумулятора, присоединят к ней лампочку, сделают из бумаги маскировочный кулек и два мастера связи и сигнального дела – радист Дубецкий и сигнальщик Шмырков – начнут отвечать корабельным сигнальщикам…
…Корабли ушли. Они, быть может, уже подходят к мысу Лукулл, а там, как говорится, не за горами и Стрелецкий рейд, а дальше Инкерманский створ, боновое заграждение, памятник затопленным кораблям, Южная бухта, Графская, а за нею Минная пристань.
…Корабли ушли. Заика сидит на бревнах, на самом горбе обрыва, за которым пошумливает море – Каламитский залив суетливый. В ушах лейтенанта все еще звучат слова: «Товарищ командир! Шлюпки подошли к берегу – спускайтесь! Пора уходить!» Он отвечает (не громко, на батарее немцы) каким-то чужим голосом: «Отходите немедленно!» А почему же он так сказал, а не «Сейчас идем»? Почему? Потому что он остался в отряде прикрытия, и за ним, за отрядом прикрытия, должны прийти шлюпки. Но тут взвились в небо ракеты и осветили берег и часть залива и шлюпки. Все как на ладони. Гребцы жмут изо всех сил, а возле них пули, как пчелы, сыплются – фашисты стреляют трассирующими. К счастью, пули не задевают шлюпок.
Шлюпки не возвращаются.
Ночь черная, тяжелая усталость клонит ко сну.
Отряд прикрытия собирается возле боевой рубки, а командиры заходят внутрь для короткого совещания.