Он уже стал лучше себя чувствовать, но на Кубань прорвались немцы, началась эвакуации Ставрополья. Авиация противника бомбила города и станции, поджигала поля.
Транспорта не хватало. Глухов вместе с ходячими ранеными пошел пешком до станции.
Обмундирование раненым не сумели выдать, и они в путь отправились в халатах и тапочках.
До станции было всего-то ничего, а шли чуть ли не двое суток. Шли не одни, а в потоке беженцев с Кубани, Ставрополья и Ростовской области.
Шли в пыли и гомоне.
Несколько раз над ними, снижаясь чуть ли не до самой земли, проносились самолеты.
Кое-как дошли, сели в рабочий поезд – на открытые площадки. Ехали несколько часов, пока не догнали санитарный состав.
Пересели в классные вагоны, устроились хорошо, а ехать долго не пришлось – авиация противника разбила впереди железнодорожное полотно…
…До Тбилиси добирались где пешком, где на поезде. И здесь двигались по дорогам в одном потоке с беженцами, а их было несметное количество, и большинство женщин с детьми.
Шли босые – госпитальные тапочки давно уже разбились вдрызг.
Шли с заскорузлыми повязками, на руках несли малых ребят, которые прижимались к ним, как к отцам родным, и это отогревало душу и полнило быстро убывающие силы.
Питались тем, что подавали жители лежавших на пути станиц и аулов. А те приносили лепешки, огурцы, печеную картошку, пшенку.
Когда добрались до Тбилиси, Глухов попал в Центральный военно-морской госпиталь. Соседи по палате расспрашивали, как удалось ему добраться от Невинномысской в больничном халате, да еще босиком. Он неопределенно улыбался и пожимал плечами, думая о том мальчонке, которого нес столько дней на своей спине, сделав люльку из старой шали. Вздыхал, думая о своих пострелятах…
Морской госпиталь в Тбилиси был отлично оборудован, и врачи знали свое дело не хуже, чем он свое: лечение шло хорошо, но медленно. Глухов изнывал от тоски по флоту, по товарищам и по семье, ведь с тех пор, когда он вернулся из горящего Севастополя, прошло черт знает сколько времени. Чего тут лежать – раны на нем заживают как на собаке! К тому же на Кавказском побережье находилась его семья, эвакуированная из Севастополя, – хоть бы одним глазом взглянуть на своих! А там и в дивизион. Пора! Немцы уже рвутся к Туапсе и подходят к кавказским перевалам.
Он уговорил госпитальное начальство отпустить его и даже написал расписку, что никаких претензий к госпиталю иметь не будет, что чувствует себя здоровым и дальнейшее пребывание в госпитале в то время, когда немцы пытаются захватить Кавказ, он считает для себя невозможным.