"- Собственно, все это так волнующе, - думала она. - но не выйди мы сейчас в море, могло бы дойти до весьма неприятных разбирательств. И вообще могло бы кончиться совсем не так, как бы мне хотелось".
Нет, она совсем не хотела, чтобы все кончилось. Эта игра её забавляла. Занимала её мысли, угождала самомнению, щекотала нервы.
Вначале Арман - Арман, которого она без особого труда отбила у всех прочих женщин. Он признался, что она его очаровала и впервые он влюбился по-настоящему. Едва ли не с первого взгляда! Потом - Ричард! Как же убедительно умел он говорить о своей любви, пробудившейся слишком поздно. Как жалел, что когда-то согласился уступить Мартену свою пленницу. Тогда он руководствовался своей дружбой с Яном, однако оказалось, что дружба эта его ослепила, и вслепую он проиграл свое счастье. Теперь же он желал собрать хотя бы его осколки. разве можно было напрочь отказать? И наконец Оливье породистый, гордый, деспотичный, аристократ из аристократов. И он у её ног! Она восторжествовала над его гонором!
Она могла выбирать среди них, могла колебаться, обещать и не придерживаться обещаний, одарить своими милостями или лишить их без всякого иного повода, кроме собственного каприза. Возбуждала зависть и ревность женщин, замечала жаждущие взгляды других мужчин, убеждалась в силе своего очарования на чопорных гугенотах, наслаждалась замешательством скромных, неопытных юношей.
Порой ей приходило в голову, что не будь она любовницей Мартена, могла бы заполучить мужа даже среди пэров Франции. Мысль эта ошеломляла. Но Мария Франческа её боялась. В такие минуты она ненавидела Мартена, чувствовала, что могла бы его даже убить. И тогда её вдруг охватывали угрызения совести, жалость и сочувствие к этому неустрашимому человеку. Она жаждала вознаградить ещё не нанесенные обиды и все более или менее совершенные измены. Это у неё получалось довольно легко; она поддавалась собственной ветрености и чувственным позывам, которые одолевали тем сильнее, чем сильнее чувствовала она свою вину.
Оставалось однако ещё одно дело, касавшееся этих переживаний и любовных конфликтов. Дело, которое могли разрешить лишь Мадонна из Альтер до Чао и исповедник сеньориты де Визелла, грешной дочери святой церкви.
Дело, касающееся вечности...
Мария Франческа ездила раз в месяц в Периньон - двадцать восемь лье, или французских миль, - чтобы в тамошнем католическом соборе побеседовать со священником о спасении своей души. Благодаря этим вылазкам, или скорее пожертвованиям, следовавшим после каждой исповеди, собор получал довольно солидные средства на свои нужды, а почтенный святой отец округлял сбережения на старость.