Тут он однако натолкнулся на неожиданный отпор Марии Франчески и некоторые сомнения своего помощника. Сеньорита решительно заявила, что не примет участия в экспедиции за золотым руном. Она уже сыта зрелищами битв, пролитой крови, громом орудий и запахом порохового дыма. С неё довольно моря и ремесла, которым занимается Мартен, тем более что теперь из королевского корсара Франции он намерен превратиться в обычного пирата, которого не защищает никакое право. Она готова отправиться даже в Гданьск, хоть до сих пор её мнения никто не спрашивал; может даже остаться в Ла-Рошели, или скажем в Бордо под опекой Шульца, но и не подумает сопровождать Мартена в его самоубийственных затеях.
Ян был поражен её словами. Подозревал, что тут не обошлось без Шульца, который с самого начало отговаривал его от столь рискованного плавания, а потом, видя, что Мартена не переспоришь, пожелал иметь некую гарантию, что все будет сделано втихую и в кратчайший срок, так чтобы "Зефир" успел вернуться и отплыть в Гданьск, прежде чем известие о нарушении мирного трактата дойдет до Мадрида, а оттуда до Парижа и Ла-Рошели.
Мартен, поразмыслив, пришел к выводу, что оставляя Марию в доме Генриха в Бордо по сути выиграет вдвойне. Во - первых, он избавлялся от всех волнений за её здоровье и жизнь, подвергавшиеся опасности в каждой битве. Во-вторых, не имел ни малейших сомнений, что Шульц не мог бы покуситься на интимное сближение с Марией Франческой, хотя бы по причине своей суровой набожности и не слишком привлекательной наружности. И можно было положиться на его порядочность и расторопность, если речь зайдет о других приятелях и знакомых сеньориты, которые попытались бы воспользоваться в подобных целях отсутствием Мартена.
Он согласился, подумав:
"- Ведь все займет не больше нескольких недель".
Что же касается Стефана Грабинского, то ему отнюдь не приелись походы и битвы. Напротив - он их жаждал и впредь; но то, о чем Мария Франческа едва вспоминала, для него составляло проблему более существенную. Он хотел быть корсаром или капером, а не пиратом. Он в душе гордился воинской службой и военными трофеями, добытыми под знаменами короля Франции, который - как он полагал - сражался за правое дело. Тем охотнее Стефан готов был сражаться за интересы Польши против врагов Зигмунта III. Но он содрогался при мысли о грабеже, разбое исключительно ради собственной корысти.
Нелегко далось ему довериться со своими сомнениями Мартену. Опасался, что они останутся непонятыми или - что ещё хуже - будут восприняты как оскорбление. Но Мартен выслушал его терпеливо и дружелюбно.