Я это знал, я с трудом сдержал улыбку. Так характерны были эти слова для него с его убежденностью, что действия направляются разумом, со свойственной ему непрактичностью и нелепой честностью.
Я постарался заставить Константина подумать о практических преимуществах, которые может дать его избрание. Я вызвал его на разговор о наших планах создания нового Института биофизики — моей мечте, которой и он загорелся, ведь если благодаря работе последнего года он будет избран, это поможет нам бороться со скаредностью и всевозможными препонами, тогда его голос будет звучать гораздо более внушительно для официальных, научных и прочих деятелей. Для внешнего мира Константин, избранный членом Королевского научного общества в тридцать два года, на десять или даже больше лет раньше, чем избираются туда обычные уважаемые ученые, будет, во всяком случае, более внушительной и убедительной фигурой, чем пользующийся дурной славой молодой человек, который почему-то считается способным, хотя на счету у него всего одно значительное открытие.
И хотя я завидовал тем возможностям, которые откроются перед ним, мне было приятно наставлять его, как лучше использовать их. Время томительно тянулось, мы сидели в лаборатории, и я исподволь вдалбливал ему:
— Если номер пройдет, есть дела, которые вы должны осуществить немедленно. Вы должны поговорить с президентом, с Управлением научных и промышленных исследований и с людьми из Рокфеллеровского фонда. Вы скажете им…
— Как жаль, что все так сложно, — проворчал он. — Еще несколько лет назад я думал, что личные соображения не касаются науки. Вероятно, поэтому, — печально усмехнулся он, — кое-кто не любит меня. Теперь я уже допускаю, что личные соображения играют роль. Не могу не признать этого. Но насколько легче было бы, если бы это не играло никакой роли.
В паузе между его фразами я услышал тикание часов. Я тайком бросил взгляд на часы, спрятав руку под столом. Было около четырех. Оставалось ждать по крайней мере еще полчаса.
Я нашел комочек пластилина и стал играть с ним, мять и раскатывать. Константин заметил это.
— Мне это может понадобиться для моделей, — сказал он с застенчивой бесцеремонностью и забрал у меня пластилин.
— Я не знал… — промямлил я.
Мы не смотрели друг на друга. Наступило долгое молчание. Я чувствовал, как бьется жилка у меня на шее.
Наконец зазвонил телефон. Я хотел подойти сам, но Константин неожиданно, — меня это почти рассердило, — поднял трубку, и я услышал его «алло», голос его прозвучал необычно глухо. Пока он слушал, что ему говорили, я смотрел поверх его головы в окно. Солнце уже садилось, и тонкие красноватые полосы облаков бежали по небу вдоль горизонта.