Я рассмеялся.
— Константин был там?
— Конечно. Он взял слово, как только я кончил, и подчеркнул, насколько существенной является одна из открывшихся возможностей. Он объяснял страшно подробно, и никто его не слушал. Он дал им понять, насколько важен тот факт, что я именно открыл эту возможность, на самом же деле мне она никогда не приходила в голову. Да и тебе тоже, я думаю.
— Очень может быть, — сказал я, — но тем лучше.
— Конечно, — сказал Шерифф, — я очень доволен. Человек должен иметь работу, которая чего-то стоит. Чтобы можно было получать от нее удовольствие. Я рад, что у меня есть такая работа.
Я заметил, как блестят глаза Одри; даже теперь мысль о том, что Шерифф упорно и систематически работает, казалась ей довольно забавной, она-то знала, что только совместные усилия нас обоих и его сотрудника не позволяют ему каждый месяц пытаться взять отпуск, «чтобы встряхнуться».
— Да, — хихикнул Шерифф, — старый Остин представил меня своей жене. Я одержал еще одну победу.
— Старые дамы всегда любили его, — заметила Одри.
— Я подкупил ее, — сказал Шерифф, — согласившись с ней по поводу России. Она мне рассказала, что только что прочла одну книгу, которая, по ее мнению, трактует эту тему непредвзято. До чего же смешно, как все эти старые дамы хватаются за все, что написано о России. Я спросил ее, как называется эта книга. Она считает, что название могло бы быть лучше, — она называется «Бегство от красных дьяволов».
— И что же ты сказал? — спросила Рут.
— Конечно, обещал прочитать. Сказал, что мне никогда еще не удавалось найти книгу о России, которая произвела бы на меня впечатление непредвзятой. Мы с ней очень поладили. И Остин остался мною доволен.
Рут была несколько шокирована.
— А это действительно необходимо? — спросила она.
— Это помогает, — сказал я, — когда борешься за место, как Чарльз. Это не имеет значения, когда ты талантлив, как Константин. Он может быть выше этого.
— Мне хотелось бы узнать, что значит бороться за место, — сказала Рут. — Когда это имеет значение?
— Я могу вам сказать. — Глаза Шериффа улыбались ей, исполненные решимости убрать сердитую морщинку с ее лица, а у меня мелькнула мысль, что в лице его сейчас выражена необычная для него сила. — Я не честолюбивый человек, Рут. Но чтобы заработать себе прочное положение и принести какую-то пользу человечеству… что ж, я могу отрицать то, во что я верю, не говоря уже о России, которая меня вообще не интересует. Есть лишь несколько вещей, которых я не стал бы делать…
— Чего бы вы не стали делать? — спросила Рут.