— Труба получилась не особенно прямая, — сказал он.
И правда, у нас получился какой-то странный конус.
— Ну, это не очень заметно, — ответил я.
— Попробуем еще раз, — с сомнением в голосе сказал отец.
Мы вырезали и склеивали еще и еще, но, как мы ни старались, наша труба рядом с купленной в магазине выглядела жалкой и кривой.
— Пожалуй, эта сойдет, — сказал отец, поднимая очередную трубу и заглядывая в нее одним глазом. — В конце концов, мы ведь только начинаем, правда?
Я был расстроен и озабочен, но постарался улыбнуться.
— Наверняка сойдет, — сказал я.
С величайшей осторожностью мы стали вставлять меньшую линзу в изготовленную нами трубу. Я хорошо помню отца в этот момент, его неуверенные пальцы, собранный в морщины лоб, чуть растерянные добрые голубоватые глаза; рука его дрогнула, и линза встала косо.
— А, будь она проклята! — воскликнул он. — Разве можно что-нибудь сделать моими руками!
Я готов был заплакать, но у отца был такой удрученный вид, что я постарался удержаться.
— Давай попробуем так. Может, получится.
— Ты думаешь? — Отец вертел ее в руках. — Что ж, может, она не так уж плоха?
— Пойдем, посмотрим на луну.
Я отвернулся. Я чувствовал, что все идет не так, как нужно, и в то же время надеялся хоть что-нибудь увидеть. Взволнованные, поднялись мы наверх и установили наше сооружение на подоконнике; луна только что взошла, ее серп поднялся над грядой облаков у горизонта. С замиранием сердца посмотрел я на нее сквозь наши линзы. Я увидел неясное бесформенное пятно.
— Я вижу ее, — сказал я, — гораздо лучше, чем без телескопа. Во много раз лучше.
Тогда отец сам посмотрел в трубу.
— Кое-что я вижу, — сказал он после долгой паузы, — только я не уверен, лучше ли.
— Конечно, лучше, — возразил я.
Я инстинктивно чувствовал, что не должен разочаровывать его.
— Подождем, пока будет полная луна. Тогда мы увидим горы.
В глубине души я поклялся, что к тому времени сделаю телескоп сам.
Отец был очень расстроен.
— Какая досада, что мне не удалось вставить линзу как следует, — сказал он и печально отправился пить чай.
Еще день или два я возился с трубами и линзами, теряя временами терпение, но подгоняемый надеждой. Неудача отца в известном смысле еще больше укрепила во мне уверенность, что именно мне предстоит узнать все-все про звезды — он не смог, никто не может, а я смогу, я был уверен. Я читал энциклопедию и старый учебник по астрономии, который отец раздобыл где-то, и продолжал клеить более или менее правильные цилиндрические трубы, а мать ворчала, что я оставляю еду на тарелке, поздно ложусь спать и комната у меня вся завалена обрезками картона. Я с гордостью говорил ей: