– Черт, Райс! – возмутилась она сейчас, дергая кабельные стяжки на запястьях.
Райс, за рулем, ничего не ответил, только глянул через плечо, и от этого стало по-настоящему страшно. Не оттого, что он вырубил ее электрошокером и привязал к сиденью кабельными стяжками, а оттого, что по лицу было видно: он напуган до потери пульса.
У Флинн было по кабельной стяжке на каждом запястье: одна продета в другую, и обе закреплены на большой, уходящей под сиденье. Флинн могла положить руки на колени, а поднять их выше уже не могла. Машина была незнакомая, но не картонная и не электрическая.
– Меня заставили, – сказал Райс. – Выбора не оставалось.
– Кто заставил?
– Пиккет.
– Сбавь скорость.
– Он будет за нами гнаться, – объявил Райс.
– Пиккет?
– Бертон.
– Черт…
Флинн не могла понять, где они едут. Грейвли-роуд? То вроде похоже, то нет. Мимо проносились кусты.
– Сказали, убьют мою семью, – продолжал Райс. – И убили бы, только у меня никого нет. Один я. Меня бы и убили.
– За что? Что ты сделал?
– Ни хера я не делал. Убьют, если не привезу тебя к нему. У него свои люди в безопасности. Безбаши кого хошь найдут. Отыщут меня, и он отправит кого-нибудь меня замочить.
– Мог бы сказать нам.
– Ага, чтобы меня убили. В любом случае точно убьют, если я не привезу тебя прямо сейчас.
Флинн видела, как у Райса ходят желваки, словно передавая его историю шифром, все, что он не хочет говорить или даже не знает сам.
– Я не хотел, – говорил Райс. – Выбора не было, верить им или нет. Сказали убьют, значит убьют.
Флинн ощупала карманы джинсов. Телефона там не было, и на запястье тоже, и она на нем не сидела.
– Где мой телик?
– В медной сетке, которую мне дали.
Флинн глянула в окно. Потом на пластиковые буквы на бардачке:
– Что у тебя за машина?
– «Джип-виндикатор».
– Нравится?
– Ты что, сбрендила?
– Поддерживаю разговор, – сказала она.
– Не картонная. Американская.
– Разве их не все делают в Мехико?
– Тебе охота сейчас обсирать мою машину?
– В которой ты меня похитил?
– Не говори так!
– Почему?
– Звучит ужасно, – процедил Райс сквозь зубы, и Флинн поняла, что он готов разрыдаться.
На кухне пахло блинами, которые пек Лев.
– Она помогает тебе со срезом. Сама мне сказала, – сообщил Недертон.
В саду шел дождь, капли падали на яркие, словно синтетические, листья функий. Интересно, тилацины не любят сырость? Ни Гордона, ни Тиенны было не видно.
Лев поднял глаза от сегментированной чугунной сковороды:
– Я не думал, что ты поймешь.
– Что именно?
– Привлекательность континуума. Или сотрудничества с ней. Она уже провела нас в Белый дом.