– Бляха-муха, – сказала Флинн и тут же поняла, что это звучит по-детсадовски и ее, возможно, записывают.
Она огляделась в поисках камер, не нашла ни одной. Хотя они почти наверняка тут были, поскольку не стоят почти ничего, а вдруг пленник скажет или сделает что-нибудь такое, про что ты хочешь знать. Свет резал глаза: такой белый светодиодный, в каком твоя кожа выглядит абсолютно кошмарной. Флинн, наверное, могла бы встать, но побоялась, что уронит стул и не сможет сесть обратно.
Заскрежетал засов.
Вошел Корбелл Пиккет в панорамных черных очках. Подошел к столу, оставив дверь открытой. Часы у него были как с приборной панели старого самолета, но золотые, на кожаном ремешке.
– Ну? – спросил он.
– Что «ну»?
– Когда-нибудь вывихивала челюсть?
Флинн просто смотрела на него.
– Могу устроить, – сказал он, глядя ей в глаза, – если не расскажешь еще про людей из вашей липовой Колумбии.
Она кивнула, самую малость.
– Много еще ты знаешь помимо того, что сказала мне в доме?
Она собралась было открыть рот, но Пиккет поднял руку – ту, что с золотыми часами. Флинн застыла.
– Твои колумбийцы, – произнес он, опуская руку, – липовые или нет, не единственные с деньгами. Допустим, есть кто-то еще. Допустим, я с ними говорил. О тебе. И насрать им на всех адвокатов из Майами. Я бы сказал, что ты зарвалась, но это слишком слабое слово.
Флинн ждала, что сейчас он ее ударит.
– Не вздумай рассказывать мне байки. – Его ровный загар в ярком свете выглядел еще жутче, чем ее кожа.
– Нам ничего толком не объяснили.
– Люди, с которыми я говорил, хотят, чтобы я тебя убил. Прямо сейчас. Они получают доказательства твой смерти и отваливают мне больше денег, чем ты можешь вообразить. Значит, ты не такая рядовая вшивота, какой выглядишь. В чем твоя ценность?
– Понятия не имею, зачем я кому-то сдалась. Или почему «Сольветра» захотела работать именно с нами. Знала бы, сказала. – И тут на нее что-то нашло, какой-то отчаянный пофигизм, как в «Операции „Северный ветер“». – Откуда эти ваши люди, по их словам?
– Не сказали, – ответил он, злясь, что это правда, и тут же разозлился на себя, что ответил на вопрос.
– Если я мертвая стóю больше, чем живая, почему я до сих пор жива? – спросила внутренняя пофигистка.
– Разница между обналиченным чеком и козырем. – Он подался вперед. – Ты ведь не дура?
– Уилф Недертон, – сказала Флинн, и внутренняя пофигистка исчезла так же резко, как появилась. – В «Сольветре». Он предложит больше.
Пиккет улыбнулся самую чуточку, даже не улыбнулся, а едва приподнял уголки рта.
– Если позвонить по твоему телефону отсюда, – сказал он, отступая от стола, – они сразу поймут, где ты. Мы выждем, пока он не окажется в другом месте, и сделаем перенаправленный звонок, ты и я, мистеру Сольветре. А пока ты посидишь здесь.