– Он там?
– В «Сольветре». Он бы не обиделся.
– Где Такома?
Флинн развернула «Полли». Он увидел Такому, идущую сзади по тропинке. Развернула обратно.
– Как ты познакомился с Даэдрой?
– Меня пригласили раскрутить проект, в котором она участвовала в качестве знаменитости. Пригласила Рейни. Она тоже занимается пиаром. Вернее, занималась. Недавно ушла с работы.
Деревья по обе стороны, тропинка извилистая.
– Завидую, что у нее есть выбор, – сказала Флинн.
– У тебя тоже есть. Ты им воспользовалась, когда думала, что агент Лоубир хочет применить тусняк против религиозных фанатиков.
– Да фигня это была. То есть не фигня, конечно, я бы сделала, что обещала. Но очень скоро бы нас всех убили. Нас здесь, по крайней мере.
– Что это там впереди?
– Трейлер Бертона. «Эйрстрим» тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
Год в столетии, еще более раннем, чем то, в котором она несла его по тропе, показался Недертону немыслимым, невозможным.
– Они все так выглядели?
– Как так?
– Как будто у ассемблеров испортилась программа.
– Это гермопена. Дядька, который поставил его сюда, залил все снаружи. Для тепла и чтобы вода не просачивалась. А вообще они блестящие и обтекаемые.
– Если понадоблюсь, я здесь, – сказала сзади Такома.
– Спасибо.
Флинн взялась за ручку на помятой металлической двери, утопленной в личиночную оболочку покрытия. За дверью оказалось помещение, которое Недертон помнил по их первому разговору. Зажглись маленькие огоньки, цепочками, в чем-то желтовато-прозрачном. Такое же тесное пространство, как в дальней каюте гобивагена, только ниже. Узкая кровать с металлической рамой, стол, кресло. Кресло двинулось.
– Кресло движется, – сказал Недертон.
– Хочет, чтобы я на него села. Черт, совсем забыла, как эта сволочь раскаляется.
– Сволочь?
– Трейлер. – Она поставила его на стол. – Надо приоткрыть окно.
Заскрипела рама. Потом Флинн открыла белый шкафчик, стоявший на полу, достала сине-серебристую металлическую с виду емкость, закрыла шкафчик.
– Теперь моя очередь не предложить тебе выпивку. – Она потянула за кольцо на емкости, отпила из получившегося отверстия.
Кресло снова двинулось. Флинн села в него, лицом к Недертону. Оно загудело, заскрипело, умолкло и замерло.
– Ладно, – сказала Флинн. – Так у вас любовь?
– У кого?
– У тебя с Даэдрой.
– Нет, – ответил он.
– Но была?
– Нет.
Флинн глянула него:
– Вы занимались этим делом?
– Да.
– Значит, любовь. Или ты урод.
Он задумался, потом сказал:
– Я очень ею увлекся…
– Увлекся?
– Она чрезвычайно привлекательна. Внешне. Но…
– Что?
– Я, наверное, урод.
Флинн снова глянула на него. Вернее, напомнил себе Недертон, на его лицо в планшете «Полли».