– Частично твоя, – улыбнулся Гриф.
– На бумаге.
– Это здание – не бумага.
Флинн оглядела зал «Суши-лавки». Приметила четверых ребят Бертона, которых не знала по именам. Они сидели по двое за разными столиками, положив под стулья винтовки в чехлах из кордюры. Кроме них, в зале были только сотрудники «ККВ», выряженные местными.
– Все как не взаправду. – Флинн перевела взгляд на Грифа. – Последнее время особенно. – Она глянула на его руки.
– Что «особенно»?
– Ты – она, – сказала Флинн и, подняв голову, посмотрела ему в глаза. Не мультяшно-синие. И вообще не синие, а светло-серые, но сейчас они расширились.
В другом конце зала рассмеялась женщина. Гриф опустил планшет, положил руку на стол и впервые с поездки домой от Пикетта Флинн почувствовала, что сейчас разревется.
Гриф сглотнул. Заморгал.
– На самом деле, – сказал он, – я буду кем-то другим.
– Ты не станешь ею?
– Наша жизнь идентична до момента, когда здесь получили первое сообщение Льва. Однако мы уже не их прошлое и она – не мое будущее. Мы начали расходиться, пусть поначалу незаметно, с того самого первого сообщения. К тому времени, как она вышла на контакт со мной, в моей жизни уже произошли мелкие события, о которых она не знала.
– Она тебе написала?
– Позвонила. Я был на приеме в Вашингтоне.
– Сказала, что она – это ты?
– Нет. Сказала, что женщина, с которой я говорил минуту назад, – крот, тщательно замаскированный агент Российской Федерации. Она, женщина, была во многих смыслах моим американским эквивалентом. Потом она, Эйнсли, незнакомка в телефоне, привела доказательства. Вернее, то, что стало доказательствами после того, как я обратился к секретному поисковику. Так что все происходило постепенно, в течение примерно двух суток. Я догадался. Во время нашего третьего телефонного разговора. Тогда она сказала, что заключила сама с собой пари: я соображу. И выиграла. – Он чуть заметно улыбнулся. – Однако я видел, что она знает не только мир, но и – во всех подробностях – мое совершенно засекреченное положение. Сведения, которыми не располагал никто, даже мое начальство. И она продолжала указывать на других иностранных и здешних агентов в моей службе и в той американской организации, с которой я сотрудничаю. В ее время они оставались неразоблаченными долгие годы, один – больше десяти лет, что дорого нам обошлось. Указать на всех сразу я не мог – это значило бы навлечь подозрения на себя. Однако полученная информация уже очень благоприятно сказалась на моей карьере.
– Когда это было?
– В четверг, – ответил он.
– Совсем мало времени прошло.