Герцогу хотелось ударить кулаком по шкафу – он заслуживал боли. Но у шкафа стоит Оливия, и ее это испугает.
Но до сих пор она не испугалась. Почему? В первую же их встречу, когда он запустил в нее бутылкой? Как она умудрилась не испугаться тогда?
– Вы не подходите на роль служанки, – сказал он.
Оливия заморгала, словно его слова вызвали у нее недоумение. Как будто он мог сказать что-то еще, как будто он был в состоянии придумать в это мгновение что-то такое, что имело бы смысл.
Смысл имело только это – обманный, низкий смысл: он – герцог Марвик, а она – служанка. И во что бы это его ни превращало – в свинью, в нахала, в сына своего отца, – так тому и быть. Он вернулся к своей роли, подальше от невыносимого замешательства.
– Бросьте работать прислугой, – проворчал герцог. – Найдите себе мужа. Займитесь созданием собственного дома вместо того, чтобы заниматься чужими.
И вот она наконец-то отвернулась. На ее щеках запылал яркий румянец. Марвик едва расслышал ее ответ:
– Это действительно будет счастливым концом.
Он отшатнулся. А потом заставил себя засмеяться, хоть смех и обжигал ему горло.
– Теперь-то я знаю, что ты – дурочка, – сказал Марвик. – Доброй вам ночи, миссис Джонсон.
Это его библиотека. Но Оливия осталась в ней, когда герцог захлопнул за собой дверь, в последний раз взглянув на одинокую и прямую фигуру, стоявшую возле книжного шкафа.
Час перед рассветом всегда самый тихий. Проскользнув в свою маленькую комнатку, Оливия легла в постель, убеждая себя, что сможет заснуть.
Вместо этого она слушала биение собственного сердца. Она никак не могла понять, как ему удается биться так спокойно и ровно, будто ничего не произошло за ночь, будто она не изменилась. Как будто случившееся могло забыться, не оказав на нее никакого воздействия.
Оливия знала, что в произошедшем в библиотеке не было ничего необычного или похвального. Хозяин, соблазняющий служанку – история старая, давно превратившаяся в клише. Таким же было и ее следствие: служанка приветствовала внимание господина. Ей казалось, что его прикосновения волшебны. И она жаждала новых, молила о них.
Оливия вглядывалась в картины на стенах, но видела их, скорее, внутренним взором, потому что их прятала ночная тьма. На живописной деревенской картине изображена пара, идущая по улице: у жены до горла застегнут воротничок, а муж у нее пухлый и румяный – такой ни у единой женщины не разбудит разгоряченного воображения. В картине содержалось послание: какая огромная пропасть лежит между благопристойностью и желанием.
Благопристойность морального значения для Оливии не имела. В конце концов ее мать сошлась с джентльменом, зная, что он никогда на ней не женится. И это не делало маму плохим человеком. Она вела спокойный и достойный образ жизни, и Оливия не сомневалась, что мать нашла упокоение в объятиях Создателя.