– Тебе лучше? – Ему бы так, черт его забери. Но этот день он посвятил отработке самоконтроля. Главное, не распускать руки и не думать о бутылке французского шампанского, которую он упрятал в холодильник мини-бара гостиничного номера. Какая ему разница, согласится она или нет насладиться вместе с ним вкусом вина сегодняшним вечером.
– Чувствую себя как в сказке. – Она потянулась, вскинув руки вверх, тем самым привлекла его внимание к округлостям обтянутых лайкрой грудей. Затем, видимо припомнив, где она выступает, быстро опустила руки по швам. – Мне надо принять душ. Когда обед?
– В семь. Номер в твоем распоряжении. Встречу тебя в вестибюле в шесть пятьдесят. – Он неловко поерзал. – Полагаю, тебе не стоит дожидаться, пока я соберусь сопроводить тебя в тот душ.
Она чуть улыбнулась и, развернувшись, подобрала свои вещи и отбыла по назначению.
Что бы он там ни вычитал мимолетно мелким шрифтом в ее глазах, у него осталось приятное ощущение, что бутылочка шампанского окажется уж очень сладка.
Пунктуальная женщина.
Разумеется, она привыкла. Все в жизни Оливии Уишарт было подчинено распорядку и дисциплине. Он стоял у витражей вестибюля весь из себя заточенный и зачехленный, пока Оливия неспешно приближалась к нему. В горле у него пересохло, когда появилось восхитительное видение, призванное усладить его взор. Благодарю тебя, Тайлер.
Она выглядела как богиня, он готов был преклонить колена у ее сияющих сандалеток, с тем чтобы получить доступ ко всему остальному небесно-высокому.
Она улыбнулась, скромно утаив свое женское мнение: понятно, она произвела неизгладимое впечатление.
– Добрый вечер.
– Надеюсь, взаимно. – Он взял ее под руку. – И в дальнейшем будет только лучше. Все-все. Пройдемся здесь неподалеку.
Столики были расставлены среди деревьев, подсвеченных гирляндами, предвечернее летнее солнце отсвечивало от ближних зданий и золотило белые скатерти.
Под коктейль и закуски они разговаривали о событиях уходящего дня. Надвигающиеся сумерки и закатное небо, налившееся пурпуром, располагали к более интимному разговору.
Он и не заметил, как принялся рассказывать Оливии о своей прежней жизни, о себе. Вообще и в общем. О годах сиротства, проведенных в приемных семьях, о тех временах, когда был подручным шеф-повара в Париже. Он прежде никогда не раскрывался так чистосердечно ни перед кем. Она – не в пример иным женщинам – не подкалывала его и не понуждала высказываться о неловких для него вещах. Однако, судя по всему, живо интересовалась тем, чем он смог поделиться.
Так что с кофе они покончили позже, чем он рассчитывал. Он потянулся через стол, коснулся ее руки.