— О! — воскликнул Риенци.
— Синьор, нам надо поговорить о важном деле, — сказал Маликульмульк. — Где друг ваш синьор Сильвани?
— Синьор Сильвани занят, — несколько смутившись, отвечал певец. — У него важная встреча, он придет позднее… Чем могу служить синьору?
— По приказанию его сиятельства князя я ищу пропавшую скрипку. Есть подозрения. Соблаговолите ответить на несколько вопросов… — и тут Маликульмулька осенило. — И скажите еще, не задавали ль вам этих вопросов полицейские сыщики.
— Прямо тут, на улице?..
— Нет. В ваших комнатах, если угодно.
— Как мне надоела эта проклятая скрипка! — воскликнул Риенци, отворяя гостиничную дверь. — Старый чудак Манчини в гроб меня загонит своими воспоминаниями о сатанинском маркизе. Дура Аннунциата… простите, но она точно дура… эта дура загонит меня в гроб своими криками о том, что Никколо не лечат так, как полагается! Она верит, будто его возможно спасти! Эта ведьма Дораличе ненавидит всех и ругается, как грузчик в неаполитанском порту. Если бы не скрипка — мы давно бы уехали отсюда, я не могу больше выносить вашего лапландского холода! — продолжал он восклицать, поднимаясь по лестнице, благо никто в «Лондоне» итальянского не знал.
— Вы не знаете настоящего холода, — сказал Маликульмульк, считавший рижскую зиму довольно теплой и мягкой. — Вам запретил уезжать частный пристав?
— Да, мы были в Управе благочиния. Нас всех подозревают, всех! Покойного Баретти можно назвать счастливчиком — он уже избавился от дурацких подозрений!
— Вот оно что, — пробормотал Маликульмульк. Со стороны полиции такие подозрения были более чем разумны: искать вора среди дворни князя или приглашенных гарнизонных офицеров — ссориться с генерал-губернатором не на шутку, а искать вора среди рижской аристократии и ратманов, не поладивших с князем, — навлечь на себя гнев магистрата, и что остается? Бродячие артисты!
— Значит, синьору Пинелли и синьору Бенцони также подозревают? — спросил он, когда итальянец отворил дверь своей комнаты.
— Бенцони орала и вопила в Управе так, что за рекой было слышно. Подозревают, конечно, — мало ли случаев, что женщины оказывались воровками? Садитесь, синьор.
— Но они обе собрались завтра уезжать.
— Дораличе уверена, что ее никто задерживать не посмеет. А дурочка Аннунциата всегда ее слушалась. Я не удивлюсь, если их перехватят в Митаве и привезут в Ригу в кандалах.
Вот только недоставало, если певицы действительно замешаны в эту историю, подумал Маликульмульк. Поведение Дораличе в этом случае довольно разумно — а поведение Аннунциаты представляется странным: ей бы послушаться решительной подруги, а она пишет кренделя вокруг Паррота. И не следует забывать, что Брискорн был замечен у дверей «Лондона» с дамой, сильно смахивающей на Аннунциату…