В третий раз Шабанов запросил координаты по «круиз-контролю» и, когда получил на компьютере данные своего местонахождения, не поверил глазам своим: специальный спутник, висящий в космосе, отбивал координаты, точно соответствующие положению Гуйсана.
Но почему тогда внизу лес? Горный кряж?
Между тем топлива в баках оставалось на семь минут полета. Эфир по-прежнему молчал, но вдруг заговорила «Рита» – прибор, приятным женским голосом рассказывающий о неисправностях бортовых систем. Нет, вернее, не заговорила, а начала бредить, поскольку если ее послушать – выходит, оба двигателя вышли из строя, отказала система навигации, контроля, и вообще на самолете давно начался пожар.
Причем несла эту чушь в эфир!
Ее страстная, эротическая речь вдруг стала успокаивать Шабанова. Он видел, что машина в порядке, не дымит, не мигает, и если что отказало – то сама «Рита»…
И при этом до гибели оставались считаные минуты…
Подобная оплошность была для комэска капитана Шабанова не просто трагичной – фатальной, ибо грозила полной дисквалификацией и ставила жирную точку в его летной карьере: почти новый, прошедший специальную подготовку и проданный уже МИГарь был оборудован «принцессой» – изделием сверхсекретным, что автоматически утраивает спрос во всех инстанциях от командира полка и маркитантов из Росвооружения до особого отдела и военной прокуратуры. Эти придворные, желая выслужиться перед высокородной дамой, в клочья порвут…
Шабанов снизился до четырехсот метров, в надежде увидеть какую-нибудь дорогу с твердым покрытием, однако время побежало стремительно, а земная хлябь внизу по-прежнему была непорочной, как после всемирного потопа. Не было смысла заламывать круги; Герман вел погибающую машину по прямой, краем глаза отслеживая приборы, и когда датчик топлива показал нуль, ощупью нашел ручку катапульты между ног и стал ждать мгновения, когда начнет падать тяга одного из двигателей.
– Прощай, товарищ! – погладил ручку, послушал бред, который несла «Рита». – Ты был хороший самолет. А бабу эту не слушай, врет…
В тот миг он не жалел ни машины, ни дорогостоящей секретной «принцессы», ни даже собственной карьеры; в голове сидела единственная, унижающая его достоинство и уничижительная мысль, что он никогда не добудет бенгальского тигра, точнее, его шкуру, обещанную женщине словом собственной чести…
С Магуль Шабанов познакомился за два месяца до этого злосчастного полета. Пришел на почту, чтобы отправить матери денежный перевод, и в сводчатом, низком окошечке, вырезанном в матовом стекле, увидел тоненькие пальчики, считающие купюры. Сначала он влюбился в них, поскольку никогда не видел ничего подобного: бледные, почти бескровные, они так нежно касались денег, так невозмутимо перелистывали пачку пятидесятирублевок, что он угадал в них родственную натуру.