«А ху-ху, не хо-хо, доктор? – усмехнулся про себя Шабанов. – Может, поговорим о молекулярной оптике?»
Но вслух сказал:
– Если можете помочь – помогайте здесь.
– В этих условиях? – возмутился Иван Ильич. – Без специального оборудования и препаратов?.. Даже извлечь пулю нечем! Впрочем, и в лазарете нечем… Я никогда не видел пулевых ранений… Мне сообщили, обыкновенное воспаление среднего уха. Я практически ничего не взял с собой!
– Кто сообщил?
– Лев Алексеевич!.. А его! – Он сделал страшные глаза, словно сообщал великую тайну. – А его просила сама Агнесса!.. Что я отвечу им? Бросил вас с таким тяжелым заболеванием?
– Спасибо за заботу, Иван Ильич. – Шабанов натянул ботинки. – Мой поклон Льву Алексеевичу… ну и вашей Агнессе. Я остаюсь.
Он сломался, стал растерянным и беспомощным, чем опять пробудил сомнения.
– Хорошо… Ваша воля… Попробую доставить сюда кое-что… А сейчас могу сделать лишь согревающий компресс… Право же, ничего с собой нет!
– Компресс так компресс, – согласился Герман. – Если он поможет…
Доктор вынул листок промасленной бумаги, положил на нее большой клок ваты, обильно смочил ее спиртом, затем покрыл серой, марлевой салфеткой и пленкой; делал все со старанием, любовью, и Шабанов непроизвольно пришел к мысли, что он скорее всего даже не врач – фельдшер, и ничего, кроме компрессов да лечения насморка, не может.
– Послушайте, Иван Ильич… Может, мне и внутрь принять? – Герман кивнул на спирт. – В честь праздника!
– Внутрь? – испугался тот. – Это же спирт!
– Самый чистый напиток! К тому же если медицинский…
– У вас бред, молодой человек! – умоляюще проговорил доктор. – Не знаю, удастся ли мне вылечить вас в таких условиях? Если бы вы согласились на госпитализацию!..
Наконец он приляпал изготовленный бутерброд к уху, привязал полотенцем.
– Посидите немного, – предупредил. – Через минуту начнет греть.
Пока он собирал и укладывал в саквояж свои причиндалы, Герман почувствовал, как затихает головная боль и волна легкого, приятного жара катится от уха к горлу и темечку.
И в следующий миг понял, что теряет сознание! Дернулся за НАЗом, и вроде бы ухватил ее, поднял на колени, но пузырящийся огонь лавой хлынул вниз и обездвижил тело…
То, что он находится в операционной или в палате реанимации, Шабанов определил сразу, по стенам и потолку, выложенным белой плиткой, и все-таки спросил:
– Где я?..
И лишь потом обнаружил, что лежит на кровати, стоящей посреди комнаты, совершенно голый и даже ничем не накрытый. В ухе еще чувствовалась болезненная пробка, но при этом он слышал свой голос, шорох и скрип постели под собой. Ощущения его были такими, словно он только что катапультировался и сейчас благополучно приземлился, вернее, завис на деревьях: все окружающее плыло, мягко качалось, но была уверенность благополучного исхода. Земля рядом, он жив, и пока еще не так важно, куда упал…