– Сколько? – Он обернулся к молчаливой Агнессе, снимая с «обручального» кольца чеку в виде проволочной спирали. – Какой счет?
– Ты не выслушал моего условия, – вместо ответа сказала она. – Не пожалеешь? О том, что потерял?
– И что же я потерял?
– Я покажу тебе, что…
Вначале одновременно и резко ударили крыльями лебеди, все сразу, и белые, и черные, взметнулись с воды и потянули вверх; и вверх же ударил столб рыжего дыма, оторвавшись от парапета, и лишь потом ушей достал сухой треск взрыва. Гул прокатился по парку и увяз в кронах вековых деревьев.
Третье пробуждение было таким же, как первых два.
Разве что мир окончательно сузился, сжал его со всех сторон, и в первый миг Шабанову почудилось, будто он младенец, завернутый в пеленку вместе с головой. Высвободив руки, он попытался смахнуть с лица светящуюся матовую ткань и обнаружил, что это парашют. Шелестящий, многослойный шелк так спутался и перевился со стропами, что выбраться из него оказалось непросто; разгребая его, он зарывался еще глубже, и когда наконец освободился и высунул голову на свет Божий, вновь спросил с удивлением и страхом:
– Где я?..
На сей раз вместо медицински стерильных стен вокруг был лес, дикий, захламленный, однако такой же светлый и стерильно-чистый. Гудело комарье, липло к вспотевшему лицу, вызывая зуд и ощущение реальности мира.
Шабанов выпутался из парашюта и увидел рядом, на мху, свою одежду, пистолет и НАЗ. Первым делом вскрыл ее, засунул руку, после чего вытряхнул на землю содержимое – «принцессы» не было…
И лишь потом обнаружил кольцо на припухшем безымянном пальце, в первый миг возликовал, подпрыгнул, потрясая кулаками: теперь было все равно, где он и куда попал, взять с него нечего.
– А балалайку вам!
Затем слегка угас, унял восторг: прошлое событие не было сном, а значит, Агнесса и в самом деле показала мир, который Шабанов утратил, оставила здесь и сама исчезла. И все было честно, достойно и благородно – он выполнил условие и был отпущен на все четыре стороны.
Пожалуй, кроме одного: не захотела проститься и ушла, когда он уснул…
Вечерний свет пронизывал голые кроны деревьев, невидимое за лесом солнце еще грело, но из темнеющих углов от земли несло сыростью, холодом, и оттуда же, как из преисподней, лезли комары. Оказалось, он лежал на небольшой мшистой поляне, между трех вросших камней, уже прогретой, совершенно сухой и усыпанной сиреневыми цветами сон-травы. И все бы ничего, даже столь резкая перемена обстановки, если бы не парашют, оставшийся тут по неизвестной причине. По самой безумной логике вещей, происходящих во время скитаний, его не должно было быть, поскольку он не имел уже никакого значения.