«Надо родственникам этих воскресших телеграммы дать, мол, ошибочка вышла», — лениво подумал полковник и тут же забыл об этом. Сидел он посоловевший и скучный, равнодушно глядя на бутыль с чистейшим медицинским спиртом, и ничего не хотел. Это его состояние заметила Ия Карловна и встревожилась:
— Товарищ полковник! Дрон Петрович! Уж не заболели ли вы?!
— Какое там… — махнул рукой Дрон Петрович. — На душе у меня паршиво, Ия Карловна.
— Выпейте, — с готовностью наполнила мензурку спиртом врачиха.
— Да не в этом дело, — вздохнул полковник, но мензурку опорожнил. — Вот сколько лет я начохраны в этой чертовой бабьей колонии? Пятнадцать с гаком! И за все эти годы ничего подобного… Ну, правда, в восемьдесят восьмом был бунт, две из карцерных загнулись, и наше бабье по этому поводу устроило бунт. Комиссия приезжала, разбиралась… Потом в девяносто первом одна наркоманка, поэтесса какая-то, в камере учудила акт самосожжения.
— Я это помню. Я сама ее потом от ожогов лечила, дуру, — отозвалась Ия Карловна. — Ее же через неделю амнистировали, чего ради надо было пожары устраивать?
— Во-во… Словом, все относительно тихо-спокойно, нормальная жизнь от звонка до звонка. И тут на тебе — чертовщина какая-то!
Полковник снова приложился к медицинскому спирту. Из закуски у докторши были только коробочки с разноцветными витаминками. Кирпичный зажевал выпитое пригоршней желтых горошин аскорбиновой кислоты и лишь поморщился.
— Знаете что, — отморщившись, сказал Кирпичный и наклонился к самому уху докторши. — Вся чертовщина у нас в колонии началась, как появилась эта… свихнутая на всем японском.
— Старуха, что ли? — удивилась Ия Карловна. — Так она же абсолютно безвредная, по-моему. Наоборот, многие из заключенных потянулись к ней, вон, чайные церемонии изучают, веера на продажу делают — загляденье… Она же тихоня, слова лишнего не скажет, хоть, правда, я ее редко вижу, она за те пять лет, что сидит, ни разу ничем не болела, только на прививки ходила вместе со всеми. Положительный, словом, человек.
— Положительный, да?! — голос полковника яростно взвился и упал до заговорщицкого шепота. — А вы ее дело читали? Нет? То-то. А я… Я тоже не читал! Но слыхал, что сидит она так долго не только за то, что какие-то проблемы у нее были с налоговой полицией. А еще и за то, что была она черной ведьмой, колдовала и над людьми всяко измывалась.
— Ну, товарищ полковник, — протянула скептически Ия Карловна. — Про колдовство — это все басни. Нету никакого колдовства.
— А я говорю: есть! Тут она себе кличку японскую взяла, а настоящее-то ее имя Анастасия Либенкнехт, о как! Говорят, в предках у нее какие-то уральские ведуны ходили, знающие места, где сокровища, клады попрятаны. Она вроде и хотела на Урале сотворить колдовское царство, чтобы все ей подвластно стало.