Так называемая «спокойная жизнь»
Стоим на старых позициях. Моряки обжили свои землянки, привыкли к ним. У некоторых бойцов стали даже проявляться настроения благодушия и беспечности.
Затишье на фронте приносит с собой новые, подчас совсем неожиданные хлопоты.
Во дворе зенитного училища, где до сих пор располагаются наши тыловые части, появились незнакомые офицеры. Это — представители квартирно-эксплуатационной службы Харьковского военного округа. Мы с Ехлаковым [156] смотрим на них большими глазами. Чудеса да я только, округа давным-давно нет, территория его захвачена немцами, а квартирно-эксплуатационная служба здравствует!
Представители заявились «во всеоружии». В руках у них толстые инвентарные книги, папки с чертежами. Они ходят по двору, по казармам, что-то отмечают в своих фолиантах, качают головами и бросают на нас укоризненные взгляды. В конце концов приносят мне на подпись акт на десятках страниц. Перечислено все недостающее имущество — указан каждый шкаф, стол, стул. Отмечено, что по моей нераспорядительности здания оказались в недопустимом состоянии: кое-где разрушены стены, лестничные клетки, уничтожены некоторые пристройки. И еще — о ужас! — многие бетонные детали вывезены на оборонительные сооружения.
Одним словом, мне предъявляется иск на полтора миллиона рублей.
Никакие доводы на строгих инспекторов не действуют. Подай им училищный городок в прежнем виде, да и только! Они ведут нас во двор и с видом следователей представляют вещественные доказательства нашей бесхозяйственности: двор, изрытый воронками, груды щебня. В это время над нашими головами проносится снаряд. Он рвется где-то на улице, гости наши бледнеют.
— Пойдемте в укрытие, — говорит им Ехлаков, — а то как бы нам не предъявили иск не только за разрушенные стены, но и за ваши головы.
Все-таки дело на меня было передано в прокуратуру. Правда, в ход оно не пошло. Генерал Моргунов, прослышав о пресловутом иске, вызвал к себе не в меру ретивых инспекторов и без обычной вежливости посоветовал им убраться из Севастополя. Больше мы их не видели.
Весельчак Ехлаков не преминул приписать мне и другую вину. Пришел как-то и спрашивает:
— Ты что же, командир, семейственность в бригаде разводишь?
— Какую семейственность?
— А кто такой Тимофей Павлович Кравченко?
— Вон ты про что! [157]
Т. П. Кравченко — брат моей жены. Ему 54 года, до последнего времени он работал бухгалтером на Севастопольском железнодорожном узле. Сейчас его должность там оказалась лишней, и старик пришел к нам в бригаду. Он никогда не служил в армии, не знаком ни с каким оружием, но рвется воевать. Взяли мы его, назначили в финансовую часть бригады старшим писарем. Служит бывший бухгалтер старательно.