Лен был одной из трудоемких технических культур, возделываемых на Ярославщине. Эта трудоемкость удваивалась в условиях единоличного, полунатурального хозяйства, когда все поля были разделены на узкие полосы, между которыми пролегали межи, заросшие сорняками. Когда лен поспевал, его выдирали руками и укладывали в бабки, оставляя на просушку в поле. Затем свозили на гумно, семена околачивали вальками. После этого лен расстилали на лугу, сушили, а привезя обратно, мяли ручными мялками. [88]
Трепанием и чесанием льняного волокна заканчивалась обработка его для пряжи. Четыре моих сестры - Лида, Катя, Варя и еще несовершеннолетняя Нюра - всю зиму, не переставая, пряли. К концу зимы, когда пряжа была готова, начинали ткать.
Сколько уж лет прошло, а все вспоминается, как мой старший брат, Дмитрий, устанавливал в избе деревянный, довольно примитивный, громоздкий ткацкий станок. Мы, малолетние, с удивлением смотрели на эту технику, постепенно привыкая к ней, и уже с интересом наблюдали, как мать ткет, время от времени наматывая на вал узкую ленту готового полотна. Иногда ее заменяла старшая моя сестра.
На то, чтобы выткать полотно, уходило, помнится, около месяца, а то и два. Наконец, мать и сестры, измученные этой утомительной работой, расстилали готовый холст на снегу для отбеливания. Вот как трудно доставалась крестьянину домотканая льняная одежда!
Только создание колхозов и совхозов, индустриализация страны позволили в достаточном количестве вырабатывать ткани, освободили сельского жителя от этого тяжелого труда. Благодаря мудрой ленинской политике возрос жизненный и культурный уровень крестьянина. А ведь еще в конце двадцатых годов в ярославских деревнях можно было встретить оборванных нищих с сумами за плечами, которые ходили от избы к избе и просили кусок хлеба. Но подавали не везде. Там, где самим есть было нечего, тихо и как бы виновато отвечали: «Бог подаст». А что было делать, коли самим не доставало?…
«Наследие» старой, царской России ощущалось в деревне на каждом шагу. У нас не было даже избы-читальни, не говоря уж о библиотеке.
Но постепенно жизнь налаживалась. Стали набираться опыта и плодотворнее работать сельские Советы. В соседней деревне вскоре открыли избу-читальню, а в середине двадцатых годов у нас появилась кинопередвижка. Специального помещения для нее не было, и фильмы (тогда немые) показывали в сарае. Не было и электричества, и ребята вручную крутили генератор. Но и это уже серьезное достижение в культурной жизни села.
Однако работы был непочатый край. Взять хотя бы религию. Наши родители почти все ходили в церковь. Несмотря на то, что находилась она в трех километрах, заставляли туда ходить и нас, хотя в церковной службе мы [89] ровным счетом ничего не понимали. В церкви нас ставили отдельно, впереди, чтобы можно было за нами смотреть. Но стоять смирно не хватало терпения; потихоньку мы начинали шалить, за что частенько нас выводили вон, и мы этому, конечно, были рады…