— Да не вы, а я.
— Час от часу не легче!
— Перед собственной родительницей оправдывался.
— За что же, в конце концов?
— Родительница моя — человек старых взглядов. Женщина религиозная. И написала она мне, мол, вроде как от пули и снаряда я заговоренный, потому что есть рядом ангел-хранитель, которому она поручила смотреть за мной.
— Кто же этот «ангел»?
— Вы, Зоя.
— А прошел ли у вас, товарищ младший сержант, синяк от удара дверью в самусевской землянке? — ехидно спросила я, вспомнив, как Зайцев хотел мне посоветовать остаться при штабе под его опекой.
— Вот я родительнице и объяснил...
— Про синяк?
— Да нет! Про то, что не уберегли мы ангела-хранителя. Тяжело был он контужен в первом бою. Оклемается или нет, нам даже неизвестно. И религия, мол, мамаша, тут ни при чем. Встречусь ли я с той, кому ты, мама, поручила меня охранять, еще неизвестно, потому что находится Зоя в тыловом госпитале.
— Ну и что?
— И вдруг — ты!
— Ладно, Зайцев, если бы, как раньше, мы были в равных званиях, сказала бы я тебе...
— Не-не, — заморгал Зайцев. — Теперь нельзя! И раз уж я командир, то не допущу, чтобы бойцы моего отделения и всей роты в целом испытали нервное потрясение. Вроде меня. От неожиданной встречи с тобой.
— Да полно шутить! [32]
— Я и не шучу. Ребята помнят тебя... Пойду предупрежу. А ты, товарищ Медведева, следуй за мной.
Далеко не всех мне довелось повидать: война есть война... Но какое-то время мы по-детски радовались встрече. Ведь мы были тогда совсем молодыми...
А Максимыч, чапаевец-ветеран, обнял меня и троекратно поцеловал.
— Будто с внучкой своей, тоже Зоей, увиделся, — сказал старик растроганно.
Самусев после официального представления хлопнул меня по плечу:
— Испугался же я тогда за вас, Медведева! Да вижу, обошлось.
— Обошлось, товарищ лейтенант. Еще крепче стала.
— Везет тебе, Медведева!
— Везет.
— Я не про то. Снова к горячему делу подоспела. Предупредили нас, что фашисты готовятся к штурму. И назначен он на завтра. Будешь помогать Ивановой.
— Но меня оставили при КП полка...
— Ничего. Потребуется Ивановой твоя помощь — придешь.
Прикорнув у мирно потрескивавшей печурки, я вспоминала, как перед началом жестоких боев меня принимали в комсомол. Было это в землянке комендантского взвода. У столика, покрытого красной скатертью, комсорг полка политрук Сергеев вручал нам комсомольские билеты и крепко жал руку. А мы в ответ клялись не щадить жизни, отстаивая родной Севастополь-
* * *
Страшным было следующее утро.
После нескольких часов беспрерывной бомбежки, артиллерийского и минометного обстрела снега на передовой словно и не бывало — земля стала черной.