Грубый голос объявил по радио посадку.
Начальник пересыльного пункта, майор-пограничник, решил нашу судьбу просто и справедливо. Прочитав записку Неустроева, он задал нам по нескольку вопросов, относящихся к устройству и действию пулемета, удовлетворенно хмыкнул, придвинул к себе бумаги.
— Под Севастополем вместе были? И в госпитале тоже? Ну и дальше вам в паре войну ломать. Обеих направим в Ейское пулеметное. С этой командой и доберетесь.
Однако дальнейшие события развивались совсем не так, как рассчитывал майор. Он еще не знал, что несколько часов назад группа немецких армий «Юг» начала большое наступление в направлении Ростов, Краснодар. [97]
Глава четвертая.
Сквозь вражеское кольцо
Я старалась не отставать от всех.
Роща приближалась какими-то неровными, лихорадочными скачками в тяжелом топоте сапог, хриплом, захлебывающемся дыхании давно не бегавших людей, в отрывистых взвизгах пуль, которые все время ложились где-то сзади. Гитлеровский пулеметчик-танкист был, видно, не очень опытен — ложбина скрадывала расстояние, суматошные длинные очереди шли в недолет.
Мы убегали от врага. Бежали без единого выстрела. Но если б кто-нибудь в эти мгновения вгляделся в лицо старшего лейтенанта Самусева, который длинными перебежками поднимался вверх по склону, его бы поразило выражение дерзкого, лихого веселья, почти торжества, в общем-то мало уместного в подобной ситуации. Наверное, поэтому Самусев старался держаться позади цепи, хотя быстрые фонтанчики пыли, поднимавшиеся среди пожелтевшей травы, подстегивали, заставляли бежать изо всех сил.
В этом странном, противоречивом чувстве гордости, пересилившей унижение и страх, была своя логика. Именно сейчас, в странные секунды бегства, бегства не [98] панического, а заранее запланированного, Самусев до конца ощутил себя командиром. Командиром, чей план, расчет, боевая хитрость оказались более совершенными, чем у врага.
Там, под Севастополем, в самые тяжелые часы, все было проще. Он всегда оставался подчиненным, он, пусть в жесточайшем бою, но обязательно был частью общего боевого механизма, ему не нужно было решать только одному и за всех. Здесь же, в этой приазовской степи, расчерченной негустой сеткой лесополос, именно он один отвечал за все и за всех.
Четыре часа назад наша команда была рассечена надвое, а попросту говоря, разогнана танками и автоматчиками стремительно продвигавшегося на юго-восток вражеского десанта. Сопротивление оказать мы не могли — только у Самусева да у бывшего летчика Георгия Нечипуренко, по ранению списанного в пехоту, было по нагану и по восемь — десять патронов. Однако о том, что у Нечипуренко имеется оружие, а сам он летчик, тогда, кроме Самусева, никто не знал. Да и трудно было мне или Ивановой выделить из семидесяти бойцов команды кого-либо.