Мы любили ходить слушать, как Сенька перед заведующим "отдувается". Приходилось все-таки.
Заведующий ему:
- Это ты неправильно сделал, результаты нехорошие получились.
А Сенька?
А Сенька молчит.
Заведующий присмотрится к нему и снова начияает:
- Надо лучше разбираться, товарищ Дружиов, нельзя так... Надо точнее, гораздо точнее, понимаешь?
Молчание.
- Понимаешь?
И вот Сенька, наконец, отвечает:
- Да.
И заведующий на него смотрит, и мю смотрим, и видим, что и этом одном слове Семен больше сказал, чем другой в целой речи наговорит. Видно, что Семен действительно согласен, что он все понимает. Не такой он человек, чтобы зря свое "да" потратить.
Учился Семен на "отлично" и работая по-стахановски.
А если приходилось ему где-нибудь старшим быть или бригадиром, так уже кругом никаких разговоров не было. Хватка у него была железная: посмотрит только удивленно, поднимет одну бровь, и каждый понимает, что разговоры кончены.
В этом году он приехал в Москву, а нас здесь целая кояопия - бывших колонистов. И вдруг узнаем, едет Семен Дружное получать орден. Конечно, чествовать. Встретили, обнимались, целовались и спрашиваем, за что орден. А он молчит.
- Да говори, это же ни на что не похоже!
Пришлось ему все-таки разговориться:
- Да... за боевую подготовку.
- Ну?
- Я же сказал.
- Ничего ты не сказал... Какая боевая подготовка? Что ты сделал? Летаешь? На чем летаешь?
- Эсбэ.
- Скоростной бомбардировщик?
- Угу.
- И что?
А он поднял руку, повертел пальцем в воздухе, пойми, что это значит: мертвая петля или штопор, или какое-нибудь там скольжение. Так ничего и не добились. Не за один день, постепенно все-таки кое-что выяснили: отпуск у него на два месяца; бабушка его еще жива и живёт с ним при каком-то аэродроме; хочет Семен побродить по музеям Москвы. Мы вообразили, что он нуждается в нашей помощи. Но однажды он остановился против одной церкви на Ордынке, посмотрел, помолчал и вдруг говорит:
- Шестнадцатый век, вторая половина.
Мы прямо в восторг пришли, хором потребовали объяснений, кричали, просили, но добились только одного слова:
- Шатровая.
Показал рукой и пошел дальше.
Больше всего приставал к нему Виталий Горленко. Виталий теперь авиаконструктор, до зарезу ему нужно было узнать мнение Семена насчет прицельного аппарата для бомбометания.
На разные лады расспрашивал:
- А может, так удобнее? А если отсюда залезть? А с этой стороны неудобно? А если такое приспособление?
Семен внимательно выслушал все его вопросы, потом молча достал карандаш и бумагу, оглянулся, дернул Виталия за рукав и потащил его в самый дальний угол. А ведь мы его друзья уже десять лет. С Виталием он, представьте себе, разговаривал долго, доносились до нас отдельные непонятные слова: "угол перемещения", "инерция будет мешать". Кончили они совещание, мы и говорим: