А художница Женя Грушко встретила во дворе свою старинную знакомую, Аду Петросян, с которой когда-то училась вместе. Муж Ады, инженер Ольшанский, получил в новом доме квартиру. Ада наблюдала, как переносили вещи…
— Женька! Значит, ты живешь здесь?
Она покосилась на флигель, который казался сейчас неправдоподобно убогим. В последнее время он словно врос в землю.
— Я так рада, Женечка! Ты работаешь, я знаю. А я бросила — семья. А ты ни капельки не изменилась.
Все, что она говорила, было некстати. Одинокая Женя с сыном на руках не могла не работать. Бестактно было сказать ей, перенесшей столько горя, что она ни капельки не изменилась. Каждое слово отзывалось фальшью, и Ада это чувствовала.
Три года назад, когда мужа Евгении Андреевны арестовали, Ада постепенно стала отдаляться от нее, и затем знакомство само собой прекратилось. И все же она обрадовалась, увидев Женю в Москве.
И опять посыпались торопливые вопросы:
— Как Витенька? Совсем большой стал? В каком он классе?
— В седьмом.
— А посмотрела бы ты на Андрея! Он уже в девятом.
— Напрасно ты смущаешься, Ада.
— Голубчик, если бы ты только знала…
— В конце концов мы были с тобой не так уж близки, а рисковала ты многим.
— Главным образом, я из-за мужа. У него такое положение. Но мы справлялись… о тебе. — Ада приложила платок к губам. — Скажи мне только: ты не получала известий?
— Нет.
— Ни разу?
— Ни разу.
— Может быть, это как раз и значит… что есть надежда.
— Довольно странное предположение. Но тебя ждут. И мне пора.
Рабочие уже выгрузили все вещи.
— Извини, — засуетилась Ада. — Но я обязательно зайду навестить тебя, и скоро.
И она значительно кивнула, а Женя пошла к воротам.
В стороне двое мужчин обнимали друг друга.
— Значит, это ты! — восклицал Битюгов. — Тульский беспризорник!
— Он самый.
— Как тесен мир! Я говорю Оле: «Это он, Николай Вознесенский, я не могу ошибиться, хоть и двадцать лет прошло». Ты откуда же свалился? Из Харькова?
— Точнее говоря, из Рима. Там был конгресс. А вообще я жил в последнее время в Новосибирске.
— Ну и ну! Помнишь смоляной котел у Биржи труда?
— Уютное местечко, как не помнить!
— А все же спасало от морозов.
Лицо у Вознесенского усталое, в мелких прожилках, и волосы уже с легкой проседью, хотя он старше Битюгова всего на четыре года. Но он моложав, как все белокурые. И по его сухим чертам можно узнать прежнего подростка.
— А мы читали о тебе, Николай. Ты получил орден. Я так обрадовался, у меня гора с плеч. Значит, туберкулез уже не так страшен?
— Именно не так. Но страшен. Впрочем, дело идет на лад.
— Да-да. И я в тебе кровно заинтересован. Моя Оля… Ну, да мы еще успеем переговорить.