— Фрося! Подь сюда, — позвал мужчина с молотком.
— Подождешь! Вот здесь будет ваш уголочек. Во-о-н тута! Можно и занавесочку повесить.
— Да это ж треть комнаты! — воскликнула Катя. — И то меньше. И темно будет, если перегородить!
— Что ж сделаешь, коли одно окно? И нам-то негоже в темноте жить!
— Но почему вы здесь распоряжаетесь, не понимаю!
— Мой муж инвали-и-д! — заголосила Фрося.
Она растягивала окончания слов и при этом сильно зажмуривала глаза. Оттого казалось, что она пронзительно пищит.
— Нас троя, а вас двоя!
Она так и выговаривала: «двоя».
«Кого она мне напоминает? — думала Маша. — Отчего она мне так знакома, знакома до тошноты?»
— Кого и турнуть можно, — пробасил из своего угла муж Фроси.
Не разобрав вещи, Катя пошла в домоуправление; управдом был новый: он прибыл в сорок втором из деревни и оттуда выписал своих родственников, Дергачевых.
— Обождать надо, — сказал он, хитро поглядывая на Катю и сгребая пятерней черную бороду. — Дергачев инвалид, ребенок у них маленький. Куда ж их денешь, на зиму глядя?
— Но как же так? Почему в нашей комнате? Разве Шариковы не платили за квартиру?
— Эх, дамочка, сердца у вас нету, вот что!
Пока Катя объяснялась с управдомом, Маша вышла на кухню приготовить что-нибудь поесть. Кухня была вся завалена дровами. На столах ни керосинок, ни кастрюль. Да и столов мало осталось. И непереносимая стужа — хуже, чем на улице. Шариковы увели Машу к себе.
— Это ужас, ужас! — жаловалась обрюзгшая Вера Васильевна. — Воды нет, на кухню давно не ходим, готовим здесь на «румынке». А вы, бедные! Приехали, мечтали отдохнуть — и вот!
В комнате был ужасающий беспорядок; у самой Веры Васильевны лицо было словно закопченное. Ее невестка, Верочка, унимала кричавшего маленького Алешу.
— А эта Фрося — это что-то ужасное… — Вера Васильевна округлила глаза. — Спекулянтка. А из соседей никто еще не приехал, вы первые. Ты, Машенька, у нас готовь уроки.
Потом она говорила плачущей Кате:
— Битюгов выбрался из окружения, но не на радость себе. Вознесенские должны были привезти Олю, а она — ни в какую. «Ни за что, говорит, хоть убейте, не вернусь в Москву».
— Она там поправилась, — вмешалась Верочка, — работает, даже учиться стала.
— Ну, совсем поправиться она не могла. Так, временное улучшение.
— Почему же она не хочет в Москву? — спросила Катя.
— Кто знает? Разные слухи… Я, лично, не верю. А Семен Алексеевич, может, скоро и приедет, ненадолго… А что в Москве было! За Алешеньку как боялись!
Когда Снежковы вернулись к себе в комнату, Фрося была уже в постели. Оглянувшись на дверь, она повертела головой, быстро повела ртом и носом, словно принюхиваясь к чему-то, и опять Маше бросилось в глаза тошнотворное сходство с кем-то знакомым и опасным.