Да, это так: в Москве она чувствовала себя обреченной, а здесь поверила во все хорошее, и прошлое стало ненавистно. Пусть только пройдет война, может быть, оживет и любовь. А флигель не вечно же будет стоять: скоро и его сломают…
Коля решил поговорить с Ольгой Петровной так же твердо, как, бывало, с Печориным и Вронским, но, разумеется, дипломатично, ведь она слабое создание. Он уже продумал этот будущий разговор, представил себе все ее ответы, хитро подготовленные его наводящими вопросами и уместными возражениями. О Битюгове он непременно будет говорить, и ее приучит не бояться этой темы.
В сквере возле института Оля часто сиживала после работы с вязаньем или просто так, отдыхая. Именно здесь Коля предполагал начать разговор.
Воображаемый — был таким:
«Ну вот: вы приедете в Москву…»
Оля:
«Я не могу сейчас ехать».
«Но почему же?»
«Не могу…»
«Я понимаю, вы боитесь флигеля. Но вы там не будете жить. (Она удивленно поднимает глаза.) Вы будете жить у нас. Папа так решил. А когда Семен Алексеевич вернется (она начинает плакать), ему, как фронтовику, дадут хорошую квартиру… и все дурное останется позади».
Оля:
«Ах, это было бы слишком хорошо! Трудно поверить».
И далее все в таком же роде, пока она в конце концов не скажет:
«Да, ты прав, я должна ехать. Я еду».
Но живые люди — это не книжные герои: не ты управляешь их решениями и их ответы не от тебя зависят. Вот каким был подлинный разговор с Олей.
Он (чувствуя неловкость и не зная, как начать):
— Ну вот, поедете вы в Москву.
Ляля (спокойно):
— Я ведь не поеду, Коля.
— Ну, а вдруг вы узнали бы, что получен ордер на отдельную квартиру — в центре, солнечную и со всеми удобствами.
Ляля:
— Ну, что это ты, Коля, о каких мелких вещах думаешь. При чем тут квартира? Если мечтать, то о другом.
Он:
— Все москвичи мечтают о возвращении.
Ляля:
— Только не я. — Она тряхнула головой. — Ни за что на свете.
Теперь уже неизвестно, как быть. А о Битюгове — нельзя.
Ляля:
— Я вообще не люблю Москву. Даже если бы переселили во дворец. Ненавижу этот проходной двор! Шум, грязь, теснота. Все бегут куда-то как полоумные. Злые как черти… Едешь-едешь — и не веришь, что домой попадешь.
Она повела плечами, как в ознобе.
— Значит, вы останетесь. (Нельзя было так определенно.)
— Да, — сказала она, с удовольствием оглядываясь вокруг. — Здесь хорошо.
Коле стало досадно на себя, что он такой мямля и всецело передает ей инициативу в разговоре. Подумать только, какая уверенность в своей правоте, какая бессовестная забота о собственном душевном покое! Ей не нравится, она не любит.