Брей тряхнула головой, словно ей было стыдно за то, что столько лет она себя дурачила, убеждая, будто ни в чем не виновата.
– А за тебя я уцепилась, потому что только ты не отталкивал меня. Наоборот, это тебя пытались от меня отогнать, но ты все равно не уходил.
Она вдруг рассмеялась. Весело, беззаботно. Как раньше. Этого я никак не ожидал.
– Кстати, ты знал, что Лисса меня боялась?
– Лисса? Тебя? Но она же была твой лучшей подругой.
– Я сама об этом не знала. На пятнадцать лет бабушка подарила мне керамическую музыкальную шкатулку. Красивую такую. На боковой стенке было выгравировано мое имя. Лисса пришла ко мне в гости, увидела шкатулку, захотела получше рассмотреть, взяла в руки… Сама не знаю, как шкатулка выпала у нее из рук и разбилась вдребезги. Конечно же, она это не нарочно. Все знали, какая она растяпа. Но ты бы видел ее лицо! Она вся тряслась и думала, что сейчас я изобью ее до полусмерти. Представляешь?
Брей опять засмеялась.
– Мне, конечно, было жаль бабушкиного подарка, но не настолько, чтобы бросаться с кулаками на лучшую подругу. Я успокаивала Лиссу как могла. Она в тот день призналась, что всегда меня боялась. И другие девчонки тоже. Они меня считали психованной.
Чувствовалось, Брей дорожит воспоминаниями детства. Даже такими.
– Со мной никто не хотел дружить, – с болью в голосе продолжала она. – А я и не знала. Мне об этом не говорили. Боялись. Если бы не разбитая шкатулка, я бы так и не узнала.
Она прикрыла глаза и со вздохом повторила:
– Мне никто не говорил. Только сплетничали за моей спиной. Об этом я тоже узнала от Лиссы. Я считала ее своей единственной подругой. Но она всегда старалась не вникать в мои проблемы. Теперь я ее понимаю. Зачем ей было копаться в чужом дерьме?
Я придвинулся к Брей поближе, но молчал, боясь ее прервать. Чувствовалось, сейчас она говорила о том, что очень давно носила в себе. Но почему она не рассказала мне об этом раньше? Неужели боялась, что я поведу себя как Лисса?
– А в шестнадцать мать как-то зашла ко мне в комнату и увидела, что я лежу на полу, свернувшись клубком, и пытаюсь ногтями пропороть себя вены на запястьях. Я пыталась покончить с собой. Там даже крови не было. Я… это трудно объяснить.
Брей сжала кулаки и скрипнула зубами.
– Во мне было столько злости. Столько хаоса. Я должна была выплеснуть его из себя. Мне казалось, я вот-вот взорвусь. Это как гной, когда нужно проколоть кожу и выдавить его. Что-то внутри зудит, и тебе никак это не выгнать из себя. Наверное, я коряво объясняю, но по-другому не умею.
Опять пауза. Подготовка к погружению в еще один пласт воспоминаний.